Через четверть часа Пэшен отнес инструмент в сарай и вернулся с косилкой и березовой метлой. Он тщательно вымел площадку для гольфа и, как положено, бросил за обоими воротами по горсти свежескошенной травы.
Джонс прикинул, как лучше иметь дело с такой смутной и загадочной субстанцией, как разум Пэшена, и решил, что внезапная атака обеспечит самый лучший и быстрый результат.
— Пэшен, — произнес он резким тоном, снова подойдя к работнику, — что задумала твоя жена?
Реакция Пэшена оказалась неожиданной: он ошалело уставился на Джонса, вытаращив глаза, потом судорожно скривил рот и выпалил:
— Если б я знал! Я чуть не помер! Ей-богу, чуть не сдох! А мистер Миддлтон как раз должен вернуться! Я ей говорил, что это бесполезно. «Ничего тут не поделаешь, — сказал я. — Карты не врут». А она! Честное слово, еще совсем малость, и она меня уморит! Я так ей и заявил. Ей-богу, я чуть не сдох. Как собака. И в такую жару! Нельзя же так.
— Расскажи мне об этом.
Пэшен бросил на землю пучок травы, сорвал новый и провел им по бровям.
— Да это все старая чертовка, моя теща, — произнес он. — Я не могу здесь говорить, мистер Джонс. Приходите после чая в «Долговязый парень», там я вам расскажу, если хотите. — И он хитро улыбнулся, предвкушая бесплатный эль.
— Нет-нет, — возразил Джонс, — говори здесь и сейчас. Мы одни. Ты ведь быстро со всем справился. Еще и пяти часов нет. Давай сядем вон под теми вязами, покурим и поговорим.
— Только не под вязами, — покачал головой Пэшен. — Они опасны. Лучше вон под тот дуб. На нем еще нет гусениц, верно?
— Нет, — ответил Джонс, понятия не имевший, когда на деревьях появляются гусеницы.
— А вы не выдадите меня матушке, если я вам расскажу?
— Конечно, нет, — заверил Джонс, решив, что пора ускорить разговор. — Слушай, Пэшен. Я хочу спросить вот что. У вас когда-нибудь был сын?
— Понятное дело. Матушка отдала его.
— Что?
Пэшен хихикнул, довольный тем, что удивил писателя.
— Ну да, а как же. Матушка-то соображает, в этом ей не откажешь, хотя от ее готовки у меня все кишки режет. Короче, она отдала его господам, когда те остались без дитяти. «Вот, возьмите моего», — сказала она мистеру Миддлтону. Так все и получилось.
— А что произошло с ребенком Миддлтонов? — спросил Джонс, заинтересованный этой новой версией.
— Бедняга помер. Потом его похоронили и все такое, а матушка отдала им нашего, чтобы их утешить, потому что они были жутко расстроены.
— И ты не возражал?
Пэшен лукаво покосился на него и ухмыльнулся:
— Нет, не возражал. Он такой же мой сын, как и матушки, а когда пареньку стукнет двадцать один год, мы переселимся к нему и научим, как потратить деньги.