«Я говорю, чего бояться надо,
Но сам я не боюсь…»
Уильям Шекспир. Юлий Цезарь
После недели, проведенной в лондонской клинике миссис Брэдли, викарий заявил, что хочет вернуться в Саксон-Уолл.
— Что случилось, друг мой? — спросила она.
После возвращения священника она сидела у него в кабинете и внимательно изучала его изможденное лицо.
— Эта ужасная женщина, миссис Пэшен, была у меня на исповеди. Я не мог остановить ее, да и Миддлтон, насколько могу судить, абсолютно порочный человек, который не заслуживает того, чтобы жить на свете, и уж тем более — воспитывать ребенка.
— Понимаю. То есть вы знали, где, когда и как произойдет убийство, и решили, что вам нужно обеспечить себе хорошее алиби?
— Боже милостивый! У меня и мысли такой не возникло.
— Неужели? Тогда кто рассказал миссис Пэшен, что вы раскроили себе лоб, вытаскивая стекла из церковного окна?
— Но это было очень ценное окно! А негодные мальчишки чуть не разбили его вдребезги!
— Я знаю. Это и кое-что еще, — заметила миссис Брэдли.
— Вы о чем?
У священника был затравленный вид. Она расхохоталась и стала еще больше похожа на змею, решил он, зачарованно и в то же время почти с ужасом глядя на свою гостью.
— Вот о чем, — ответила миссис Брэдли, медленно и ритмично качая головой. — Люди в деревне понятия не имеют о религиозном символизме церковной «розетки», верно?
Викарий нервно облизал губы, но промолчал. Она выдержала паузу, давая ему время на возражения, но, убедившись, что ответа не последует, продолжила:
— Точно так же они не понимают принципа табу.
— Вы думаете? — пробормотал священник. В его глазах мелькал страх.
— А вы — нет? Конечно, не понимают. В отличие от вас, — с насмешкой добавила миссис Брэдли.
Викарий неловко поерзал в своем кресле.
— Впрочем, и тут не обходится без символизма, — заметила она, снова не услышав никаких комментариев. — Нитка с перьями — это, кажется, что-то африканское?
— Наверное. — Викарий сунул два пальца за воротник, словно тот стал его душить.
— Если хочешь женщину, ты ее берешь, — добавила миссис Брэдли небрежным тоном.
Ее слова заставили священника вскочить с места и крикнуть:
— Господи, как вы узнали?
— Нитка с перьями открыла правду Ганнибалу Джонсу. До того, как стать романистом, он был психологом. А потом и тем и другим сразу! — Она усмехнулась. — По крайней мере, он хороший психолог и продает двадцать пять тысяч экземпляров каждой своей книги. Бедная, заблудшая душа!
— Заблудшая душа! Заблудшая душа! — Викарий вдруг заговорил быстро и невнятно, словно произносил заранее заученный текст и боялся, что может забыть его. — У нас в доме жили двенадцать человек, отец и мать тоже были из больших семей. Это накладывает свой отпечаток!