Дайте людям то, чего они хотят.
Присяжные обычно симпатизируют жертвам. По данной же схеме – моей схеме, – им следовало симпатизировать не только ей, но и обаятельному молодому человеку в костюме от «Брукс Бразерс», которого я представлял.
Несмотря на то что обошелся я с ней чуть ли не ласково, по окончании допроса Ханна расплакалась и в полном отчаянии посмотрела на присяжных. Я чувствовал себя полным дерьмом и, когда опять повернулся к своему клиенту, уловил на лице Беркли недовольное раздражение и что-то еще. В тот момент подумалось, что все это просто от нервов и страха. Но, приглядевшись повнимательней, я все-таки определил истинную природу этого чувства – возбуждение. Вид семнадцатилетней девчонки, которая в слезах описывала, какая всепоглощающая паника охватила ее, когда ее схватили и поволокли во тьму, вызвал у Теда Беркли животное возбуждение. Присяжные удалились на совещание, чтобы вынести вердикт. Увидев реакцию Беркли при виде Ханны, я сразу понял, что он виновен. Уже в последующие месяцы, шатаясь по манхэттенским барам, пьяный, я неустанно твердил себе, что перед оглашением вердикта все равно не смог бы что-либо изменить.
Присяжные единогласно оправдали Беркли. Объяснения потерпевшей в ходе опознания сочли необоснованными и недостаточными.
Где-то через час после вынесения вердикта мне позвонил следователь по делу – сообщил, что Ханна пропала, и поинтересовался, нет ли у Беркли возражений против еще одного обыска в его владениях. Тот не возражал. Ничего указывающего на Ханну полиция у него не нашла.
На следующий день, в субботу, я заглянул к Беркли домой. Следак передал мне его лэптоп, который они изъяли в ходе предыдущего обыска. Технические эксперты департамента полиции не обнаружили в нем абсолютно ничего инкриминирующего и теперь решили вернуть. Я сказал копу, что передам его сам, – хотелось как можно скорее навсегда выкинуть Беркли из моей жизни, поскольку я был далеко не убежден, что присяжные вынесли правильный вердикт. Инстинкты подсказывали мне, что Беркли очень опасен, что за его благопристойной и безупречной во всех отношениях оболочкой скрывается что-то темное.
В квартире его не было, и я взял на себя смелость поехать к нему на дачу, куда он обычно отправлялся на выходные.
Постучался, выждал. Его «Порше» стоял на подъездной дорожке. Я услышал шум душа. Через две-три минуты он открыл дверь – голова и грудь мокрые, вокруг талии обмотано полотенце. И прямо чуть ниже пупка на этом самом полотенце – какие-то бурые пятна.
– Что за дела, Эдди? – спросил Беркли, тяжело дыша.