Босс того, что некогда было могущественной организацией под названием Bratva, повалился на мокрый асфальт, усыпаемый дождем из мелких кубиков разбитого стекла и тщетно пытаясь прикрыть лицо руками.
– Это тебе за Эми, Джека и его сестру. Можешь не париться насчет ФБР. Лучше парься насчет Джимми Кепарика. Он тебе своего племянника так просто не спустит. На твоем месте я сейчас взял бы ноги в руки и вместе с этой вот обезьяной пулей свалил бы на самолет. И просто чтоб ты знал: мы отнюдь не в равном положении. Теперь мою дочку охраняют получше, чем мэра. Мы с Джимми уже об этом позаботились. За ней постоянно присматривают, так что теперь ты меня этим не запугаешь, гаденыш. Если я еще раз увижу, как ты или кто-то из твоих быков ошивается возле меня или моих близких, тебе не жить, и умирать ты будешь медленно!
Пока я шагал обратно через улицу к машине Гарри, легковушки и такси с визгом тормозили прямо у меня перед носом. Судья почесал голову и глянул на меня крайне неодобрительно. Когда он заговорил, в голосе его явственно звучали свинцовые осуждающие нотки.
– Это было глупо, – сказал Гарри.
И, как всегда, когда что-нибудь говорил, был совершенно прав.
В больнице я провел месяц. Эми начинала оправляться от пережитого шока. Она до сих пор испытывала приступы страха и одна из дому старалась не выходить, но все-таки понемногу приходила в себя. К счастью, скоро ей надо было опять в школу. Ребята Джимми по-прежнему присматривали за ней и Кристиной, но с тех пор, как на Уильямс-стрит я выдал мафиозному боссу по первое число, от Волчека не было ни слуху ни духу. Каждый вечер ровно в восемь мы разговаривали с Эми по телефону, но вот Кристина общаться с мной отказывалась. Я ее в этом не винил. Отказывалась она также хоть на минуту выпускать Эми из-под своего родительского надзора, так что в своем старом доме я бывал теперь гораздо реже – заглядывал туда раз в две недели от силы на пару часов.
Остановив свой видавший виды «Мустанг» на углу, я вылез, подхватив с пассажирского сиденья большой кожаный саквояж.
Маленький домик передо мной представлял собой потрепанное двухэтажное строение, вполне обычное для этой самой бедной части Бронкса. Подоконники насквозь прогнили, и даже снаружи я явственно ощутил запах сырости и тлена. Сто раз уже проезжал мимо этого дома, однако всякий не раз не хватало смелости остановить машину.
Но только не сегодня.
Пять минут восьмого утра. На улице тихо.
Поставил саквояж на ступеньки крыльца, нажал на звонок.
Шаги в прихожей.
Открывая дверцу «Мустанга» и забираясь в машину, я слышал у себя за спиной, как лязгают замки и звенит дверная цепочка. Тронулся с места в тот самый момент, когда Ханна Тубловски открыла входную дверь. Подняла саквояж вместе с письмом, которое я положил сверху.