– Доктор, эта буква имеет ту же структуру, что и буква на оспариваемой записке, а также на заведомо принадлежащих обвиняемому образцах. Верно?
Я надеялся на положительный ответ. Чуть ли не целую минуту и док, и присяжные таращились на большие буквы перед собой. Голдштейн так старательно в них всматривался, что весь аж перекосился.
Пришлось его малость подпихнуть.
– Эта увеличенная «Г» очень похожа на букву с записки, не так ли?
– Что-то общее есть, да.
– Так они похожи?
– Да.
– А вот эта?
Я вытащил еще один лист бумаги. «Г» была тоже похожая, только взята с другого образца – на увеличенной копии осталась часть какого-то письма. Снова наморщенные брови и пристальных взгляд, но на сей раз не так надолго.
– Да. Очень похожа.
– Графологи выносят суждение о людях на основе того, каким образом те пишут букву «Г»?
– Верно.
– И разве не верно, что, с точки зрения графолога, у человека, написавшего эту букву «Г», могут быть сексуальные отклонения?
Два последние слова я специально оставил на конец фразы, да еще и чуть ли не гаркнул их во все горло, чтобы они эхом заметались по залу, – отличный способ всех разбудить. Почерковедение – это нудно. Секс интересней. А сексуальные отклонения – интересней вдвойне.
– Да, – сказал Голдштейн. – У автора, или кто бы там ни написал эти буквы «Г», вполне может быть предрасположенность к отклонениям в половой жизни.
Я сделал паузу. Хотел, чтобы у присяжных включились мозги, дабы оценить это заявление.
– Вам уже доводилось встречаться с окружным прокурором, ответственным за данную часть суши, – с Мириам Салливан?
Он вдруг занервничал.
– Да. Конечно, приходилось.
– Есть ли у Мириам Салливан сексуальные отклонения?
– Что?! Конечно же, нет!
– Ваша честь!.. – дала петуха Мириам.
– Да-да, я поняла, миз Салливан, – отозвалась судья Пайк. – Мистер Флинн, соблаговолите соблюдать приличия.
– Прошу прощения, ваша честь, но дозволено ли мне спросить, не доводилось ли и вашей чести практиковать в половой жизни нечто экстравагантное?
Все, теперь я реально спустил на себя всех собак. Теперь можно не только растерять все завоеванные у присяжных очки, но и угодить за решетку за неуважение к суду.
Судья Пайк сдвинула очки на самый кончик своего подправленного пластическими хирургами носа и глянула на меня поверх оправы – так серийный убийца-маньяк в кино смотрит на жертву поверх капота своего мощного «Шевроле», перед тем как ее переехать.
– Мистер Флинн, даю вам ровно десять секунд, после чего выброшу вас отсюда к чертовой матери!
Я вдруг ощутил на спине два коротких толчка вибрации. Артурас поставил устройство на боевой взвод. Сразу вспомнилось, как он недавно объяснял про пульт: две кнопки, одна взводить, другая взрывать. Понял, что бомба ожила и готова в любой момент разнести меня на куски.