Волевым усилием переключил свой организм на несколько передач вверх, сбросил обороты. Дал мотору немного остыть, поднял взгляд на только что проделанный до статуи путь. Та часть карниза, с которой я прыгал, практически полностью отсутствовала. Кирпич весь осыпался. Я глянул вниз на улицу. Никто не лежал там, глядя на меня пустыми глазами, никто не бегал вокруг, мерзко сквернословя и грозя мне кулаком. Обломки усыпали тротуар, но никто не пострадал. Слава богу, я в Нью-Йорке, а настоящие нью-йоркцы никогда не смотрят вверх. Откинулся на холодные кирпичи, поднял взгляд на спину Дамы. Она была частью игры. Адвокатов частенько спрашивают, как они могут кого-то защищать, если заранее знают, что по тому тюрьма плачет. Мне и самому много раз задавали этот вопрос, и я всегда давал на него один и тот же ответ: а мы таких и не защищаем. Исповедуем с подзащитными примерно тот же принцип, что и американские вооруженные силы относительно геев в своем личном составе: нет вопроса – нет ответа[18]. Никогда не представлял в суде тех, про кого знал, что они виновны, – по той простой причине, что никогда не спрашивал своих клиентов, действительно ли они совершили те преступления, в которых их обвиняют. Не спрашивал, потому что почти наверняка в ответ мне вывалили бы всю правду-матушку. А правде не место в суде. Важно не то, как было на самом деле, а что обвинение способно доказать. Беседуя с клиентами, на которых завели уголовное дело, я просто перечислял им, что у копов или прокурора на них есть, и спрашивал, что они по этому поводу думают. А дальше уж их собственный спектакль. Признаешь, что копы совершенно правы? Валяй, иди в сознанку, скидка за чистосердечное выйдет. Хочешь продолжить пляски с бубнами? Ладно, соглашусь, что ты был не при делах, попробуем тебя вытащить. Но все отлично понимали: если они скажут мне, что виновны в содеянном, но все равно хотят выиграть дело, то я просто умою руки. Таковы уж правила игры.
Нет вопроса – нет ответа.
Одиннадцать месяцев назад я понял, что на кону в таких играх могут оказаться человеческие жизни, и принял твердое решение ни за что на свете в них больше не играть.
Сердце немного угомонилось, и я перевел взгляд на маршрут, который еще только предстояло преодолеть, – на другой карниз, столь же узенький и сопливый на вид.
Звуки города все еще окружали меня со всех сторон, и в тот момент слуха вдруг коснулось что-то очень знакомое. Осмотрел улицу внизу – только редкие машины шмыгают туда-сюда. Народу практически никого. Придвинулся ближе к выступающему наружу карнизу, осторожно понажимал на него ногой, прикладывая все больший и больший вес. Вроде держит. Ступил – и тут же услышал это опять: ритмичное пощелкивание ударных, голос. И то, и другое было таким же родным, как мои собственные имя и фамилия. Команда – «Роллинг стоунз». Песня – Satisfaction. Играло где-то вдали и почти неслышно, но ошибки быть не могло.