Дело и впрямь было скользкое и двусмысленное. Прокофий Ляпунов, бывший соратник известного вора и изменника Ивана Болотникова, прощённый и награждённый за раскаяние чином думного боярина, прислал князю грамоту, в которой необдуманно величал Скопина-Шуйского царем и возводил на царя Василия Ивановича всяческую напраслину. Князь Михаил Васильевич грамоту ту в гневе изодрал, гонцов повелел схватить и заключить в темницу, но успокоился и посланцев ляпуновских простил, милостиво отпустив назад, в Рязань. Случай этот, наглядно доказавший искреннюю приверженность князя законному правительству, стал для него, по сути, приговором. Шуйские возомнили в нём конкурента, превосходящего их в воинской славе и благородстве души и поэтому обязательно должного быть устранённым с пути. Так что внезапная смерть Скопина, наступившая два дня спустя после крестин у князя Ивана Михайловича Воротынского, была для Шуйских как нельзя кстати.
Князь Михаил Васильевич умер от кровотечения в носу, и вину за его смерть людская молва возложила на тетку князя, княгиню Екатерину Григорьевну Шуйскую (дочь Малюты Скуратова и сестру задушенной царицы Марии Григорьевны Годуновой), супругу Димитрия Шуйского, а через неё на самого Димитрия Ивановича и Василия Шуйского. Предполагали, что Скопина-Шуйского отравили мышьяком, по сходству симптомов со смертью Бориса Годунова. Гибель героя отворотила от «боярского царя» всякие симпатии и ускорила его низвержение.
Первыми возмутились против Шуйского рязанцы, подстрекаемые тем самым проштрафившемся Прокофием Ляпуновым, требующим скорейшего низложения «шубника». Он пока не определился с преемником, отчего сносился с засевшим в Калуге «Тушинским вором» и одновременно вел переговоры с соперником царя Василия — князем Василием Васильевичем Голициным. Ляпунова поддерживали князья Мстиславский и Куракин, мечтавшие заменить Шуйского государём иноземного рода.
В таких, крайне неблагоприятных для себя обстоятельствах, Василий Шуйский решил воевать с королём Сигизмундом. Русская армия, численностью в сорок тысяч московитов и восемь тысяч шведских наемников, двинулась походом к Смоленску. Четыре тысячи из шведского корпуса были пополнением, дополнительно набранным Горном, из французов, голландцев, немцев, шотландцев и англичан. Командование армией делили Димитрий Шуйский и генерал Делагарди; главным между ними был шведский генерал. Князь Степан Гордеевич Петровский был в этом войске начальником стрелецкого полка; он шёл на войну по обязанности данной Шуйскому присяги; он устал от зрелища людского взаимоистребления, устал от круговерти царей, цариков, претендентов и самозванцев; устал от нескончаемого ожидания беды; устал от неразберихи государственного раздора и неустроенности; устал ощущать себя щепкой, затянутой в водоворот, сломанной веткой, предназначенной немилосердным роком сгореть в жарком пламени раздуваемого ненасытными властолюбцами костра. Ему были уже безразличны Шуйский, Сигизмунд, «Тушинский вор»; судьба родины его уже не волновала; он уже жадно алкал покоя, порядка и определённости.