Пройдя долиной смертной тени…
— Выйдем ночью. Через пять с половиной часов, — верняк выложил на стол старинные карманные часы и постучал по стеклу грязным обломанным ногтем, показывая, в котором часу им надо будет выходить.
— Можешь пока отдохнуть, — усмехнувшись он показал на топчан, покрытый старым грязным одеялом. Если не побрезгуешь, конечно.
— Безусловно, побрезгую, — ответил Кайсар, — может, там блохи… и клопы впридачу.
— Блохи есть, — сказал верняк, — куда нам без блох, блоха тварь живучая. А клопов нет, нет у нас клопов. Клопов мы выводим. Дохнут клопы от этой дряни, — верняк показал пурпурно-жёлтый баллончик с угрожающими надписями, а блох эта гадость не берет.
— Живучие твари, — повторил верняк с сожалением.
— Не хочешь, тогда сиди, — сказал он, надевая плащ и набрасывая на голову капюшон. — Я отойду ненадолго. Узнаю, захочет ли «дядя» с тобой встретиться. «Дядя» у нас теперь другой. Прежнего «папа» отправил на повышение, да только не дошёл тот «дядя» до своей новой хаты. Взорвался… от радости, наверно. Очень его радость разбирала в последнее время. Рванул и дерьмом собственным все вокруг забрызгал. «Папа» сильно его жалел. Похороны, поминки, гранитное надгробие. Даже всплакнул по-старчески. Куда же я, говорит, без моего верного Хрипатого Джевонса, ведь лучше него никто крыши не держал и предъявы миром не разруливал. Причитал, причитал и поставил на хозяйство Костолома Чарли Пёрселла. Костолом не Хрипатый, с ним говорить трудно. Ушибленный Костолом Пёрселл, причём на всю голову сразу. Сидит тихий, чисто блаженный, весь словно изнутри светится. Выслушает тебя, и скажет, не повышая голоса, елейно так скажет: «Кончайте его, братики, не нравится он мне». Тяжело с Костоломом разговаривать, — верняк приподняв капюшон, с надеждой глянул на Кайсара.
Кайсар в ответ промолчал.
— Я предупредил, — вздохнул грустно верняк. — Оружием зря не размахивай. Клиенты ко мне нервные ходят, не любят они, когда им оружием угрожать начинают. Будут вопросы задавать, где я и когда буду, отвечай… сам знаешь, что ответить.
Кайсар кивнул.
— Ну, я ушёл, — сказал верняк.
Кайсар придвинул ближе часы, оставленные верняком. Подумав, вытащил пистолет, снял с предохранителя и положив его рядом с часами, развернул дулом к двери.
Ждать ему пришлось долго. Сначала Кайсар терпеливо сидел на стуле, изредка поглядывая на циферблат часов, потом принялся расхаживать по подвалу, считая шаги, кругами слева-направо, затем справа-налево, и по диагоналям. Когда бесцельное хождение ему надоело, он взялся отжиматься. От пола, на ладонях и на кулачках, пружинисто подбрасывая туловище вверх, с хлопками. Бодро выпрыгивая из положения лежа, становился в стойку и молотил воздух, пригибаясь, финтуя, бил прямые, хуки и апперкоты, представляя противника, вёрткого, крепкого и отчаянно выносливого, стойко выносящего его удары. Бам-с, Кайсар проводит серию: прямой в челюсть, следом хук справа и левым локтем в челюсть сбоку. Раскрытой ладонью в сердце, левой, сжатой в кулак, в солнечное сплетение, правым кулаком в печень и не останавливаясь, удары ногами: лоу-кик по правому бедру, ребром стопы в голень, прямой останавливающий в живот, боковые с проносом по рёбрам. Остановился отдохнуть, посмотрел на часы. Прошло всего полтора часа. Делать больше нечего. Кайсар вернулся за стол. Тоскливо текли минуты, медленно складываясь в часы. Кайсар героически боролся со скукой, не давая себе задремать придумыванием различных умственных развлечений, от мысленного соединения предметов, окружающих его, в многоугольные фигуры, до многократного пересчёта расставленной на столе посуды. Он настолько увлёкся прихотливой игрой ума, что не услышал, как вернулся проводник.