— Здорово, — отвечает он. — Впечатляет.
— Попроси кого-нибудь из твоих людей разослать его фотографию по всем психушкам северо-востока страны. Этот разговор насчет срыва — вдруг Николаса где-то опознают.
— Конечно.
Я возвращаюсь в комнату для допросов, усаживаюсь и спрашиваю:
— Вы знали Анджелу Ламонд, Николас?
— А что там было знать?
Его лицо вновь обрело буддийскую непроницаемость.
— Она была медицинской сестрой, всю жизнь прожила в Уинтерс-Энде. Умная, привлекательная сорокалетняя женщина, у нее не было постоянного любовника, зато было множество друзей и никаких врагов. Не богатая, не водившаяся с дурными компаниями и, насколько нам известно, никому не дававшая поводов для неприязни. И тем не менее кто-то схватил ее, увез на пустынное шоссе, раздел догола и зарезал.
На лице подозреваемого снова появляется подобие улыбки:
— Говоря «кто-то», вы, я так понимаю, подразумеваете меня.
— Да нет, я просто хочу понять, что произошло. И я, и ее родные.
— А вам-то это зачем? — Он задает вопрос таким ровным тоном, что я не могу понять, чего в нем больше — насмешки или искреннего интереса.
— Да просто ради душевного спокойствия. А кроме того, чем лучше мы понимаем такие поступки, тем легче нам становится их предотвращать.
Несколько секунд Николас бесстрастно смотрит на меня, а затем произносит:
— Eripere vitam nemo non homini potest, at nemo mortem; mille ad hanc aditus patent.
Я молчу, и он переводит:
— «Всякий может прервать жизнь человека, но никто — смерть, ибо тысяча путей ведут к ней».
— Кого вы цитируете?
— Сенеку. Полагаю, когда вы учились в университете, мистер Рурк, до Сенеки у вас руки не доходили. Криминология и юриспруденция, не так ли?
Я не отвечаю.
— А в старших классах вы были слишком заняты, ухаживая за девушками из команды болельщиц. На библиотеку у вас времени не оставалось, верно?
— Верно.
Николас улыбается мне, точно снисходительный папаша.
— Я немного устал, мистер Рурк. Может быть, продолжим в следующий раз?
Я на миг задумываюсь, не отказать ли ему, не заставить ли остаться, пока он не ответит на мои вопросы. Но что-то подсказывает мне, что злить его не стоит, моей задачи это не облегчит. Лучше прервать допрос — а заодно попытаться выяснить, откуда ему так много известно обо мне.
— Хорошо, — говорю я. — Давайте пока закончим.
Я называю в микрофон точное время, выключаю запись. Вызываю двух охранников, чтобы они отвели Николаса в камеру. Уже у самой двери он останавливается, оборачивается и говорит:
— Вы спрашивали, чего я ждал. Я ждал вас, мистер Рурк. Именно вас.