— Конечно.
Он допивает кофе, шарит по карманам в поисках мелочи.
— Давай я подвезу тебя к моему дому, и ты их возьмешь.
— Если вас это не затруднит.
— Я на пенсии, сынок, — говорит он, когда мы выходим на улицу. — Мне теперь спешить некуда. А ты чем занимаешься?
— Вы разве не слышали? — спрашиваю я. — Слухи здесь расходятся быстро, может, вы единственный, кого они миновали. Сейчас я помогаю шерифу расследовать убийство Анджелы Ламонд. Но вообще-то я частный детектив — работаю в Бостоне.
— Я нынче слухов почти и не слышу, — говорит Бен. — Все больше свой фургончик чиню. — Он указывает на стоящий у обочины старенький, но ухоженный жилой фургон. — Или рыбу ужу. Вот доживешь до моих лет, обнаружишь, что времени у тебя на слухи хоть пруд пруди, да только интересны тебе лишь те, которые тебя самого касаются.
Я усмехаюсь:
— Мне казалось, что старшее поколение только и знает что сплетничать, сидя на крылечке.
— Ко мне это не относится, сынок. Я, если что и услышу, при себе держу.
Двухэтажный дом Бена стоит на проселке, что тянется от северного конца Олтмейер-стрит. Когда мы подъезжаем к нему, я вижу свисающую с дверной ручки картонку, на которой написано от руки: УЕХАЛ НА РЫБАЛКУ. Глядя на табличку, я лишь качаю головой, а Бен вылезает из фургончика, отпирает дверь. В городе побольше Уинтерс-Энда и не таком спокойном эту табличку можно было бы заменить другой: ГРАБИТЕЛЬ, В ДОМЕ НИКОГО. БЕРИ ЧТО ХОЧЕШЬ.
Внутренность дома отличается условной опрятностью холостяцкой обители. Впрочем, у него имеется и свое, особое лицо — жилья, в котором многие годы прожил одинокий человек.
— Не бог весть что, — говорит, словно прочитав мои мысли, Бен. — Но мне хватает.
— Мне нравится, — отвечаю я. — Здесь лучше, чем у меня в Бостоне.
Мы поднимаемся на второй этаж, и, как это бывает со мной в чужих домах, я вдруг чувствую, что утратил способность ориентироваться в пространстве. А Бен, вскарабкавшись на чердак по приставной лестнице, дергает за шнурок, включает лампочку и говорит:
— Коробки где-то тут.
Тени рассеиваются и разбегаются по углам, как тараканы, потревоженные внезапным ярким светом. Они прячутся за мешки и коробки, ожидая, когда весь пол чердака снова будет отдан в их распоряжение, а мы бродим среди обломков жизни Бена, отыскивая то, что оставил здесь мой отец.
В конце концов Бен находит две покоробившиеся картонные коробки. Я кладу на них ладони, и в груди у меня что-то сжимается. Мне очень хочется узнать, что в них находится, однако я не позволяю себе вскрыть их сразу. Может быть, там лежит что-то очень личное. И я говорю себе, что лучше спустить их с чердака вниз, где больше света.