Ее слова поразительно похожи на то, что говорил Николас.
— А что здесь, собственно, произошло?
— Они построили город на костях погибших. Убивали друг друга из жадности. Замышляли зло и творили его.
Похоже, она говорит о первых днях основания города, и потому я спрашиваю:
— Разве все это не давняя история?
— Нисколько, — отвечает она. — Он проклял этот город. Он забрал женщину, которая умерла на шоссе. Как заберет и всех остальных.
Я достаю медальон, все еще странно теплый, показываю ей.
— Вам известно, кто изображен на этой фотографии?
Женщина проводит пальцем по защищающему снимок пластику.
— Бедняжка! — вот и все, что она говорит.
— Что это значит?
— Сами знаете, иначе не стали бы спрашивать. А теперь молитесь.
— Я неверующий.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и слышу, как она встает с колен, однако следом за мной не идет.
— Уповайте на милость Господню, — говорит она. — Иначе дьявол заберет и вас.
Я смотрю на медальон.
— Это навряд ли, — говорю я. — Я ему здесь нужен.
Я приезжаю в «Садик Марты», чтобы встретиться с таинственным автором записки, на четверть часа раньше назначенного срока. Сажусь у стойки, заказываю кофе, радуясь возможности окунуться после разговора в церкви в обычную человеческую суету. Ровно в пять появляется Софи Донеган. На ней темно-зеленая рубашка и темные брюки — чуть светлее ее коротко подстриженных черных волос. Темные круги под глазами придают ей вид человека, который чувствует себя примерно так же, как я. Она тоже заказывает кофе и, поглядывая на меня, садится за столик у окна. Я беру свою чашку и направляюсь к ее столику.
— Это вы оставили мне записку? — спрашиваю я, усевшись напротив нее.
Она кивает, неотрывно глядя мне в лицо глазами цвета темного шоколада.
— Вам известно, что Анджела, ну, вы знаете, убитая, работала в детском доме в лесу? — спрашивает она и дует на кофе, остужая его. Глаз она с меня так и не сводит.
— Да. Известно. А что?
— Вы знаете, какие там были порядки?
Софи выпаливает этот вопрос тоном священника, говорящего о людях, которые практикуют черную магию.
— Простите, но об этом никто со мной говорить не хочет.
— И все знают, — шипит она. — Хоть и притворяются, что это не так.
— Знают что?
Температура подросткового гнева спадает на пару градусов, лицо девушки становится чуть более спокойным. Однако глаза, жесткие и пронзительные, продолжают впиваться в меня.
— Если я расскажу вам, вы мне поможете?
Я, стараясь несколько сбавить темп разговора, отпиваю кофе.
— Помогу в чем? — спрашиваю я, ставя чашку на стол.
— Выбраться отсюда. Возьмите меня с собой в Бостон. Деньги у меня есть. Я смогу найти там жилье и работу.