— Вы, собственно, о чем?
Репортер пожимает плечами.
— Нам известно, что однажды напряжение, связанное с вашей работой, оказалось для вас непосильным, — говорит он. — Не могли бы вы провести сравнение того случая с этим?
— Я не хочу обсуждать эту тему, — отвечаю я и усаживаюсь за руль. Кулаки у меня чешутся, однако я говорю себе, что он не сказал ничего, что позволило бы дать ему в морду. — Не лезьте не в свое дело, черт бы вас побрал.
— Ну перестаньте, мистер Рурк. Такой подход к этой истории очень понравился бы нашим читателям.
— Может быть. Да только в гробу я их видал, ваших читателей. А теперь самое лучшее для вас — убраться отсюда.
Похоже, сказанное мной нисколько его не смутило.
— Вы угрожаете мне, помощник Рурк? — удивляется он.
Я молча захлопываю дверцу, мысленно ругая себя за то, что вспылил. Не стоил он того, говорю я себе, включая зажигание и направляя машину к удушливым миазмам безмолвия, в которых купается «Краухерст-Лодж».
Время уже к восьми, а я почему-то ощущаю себя еще более издерганным, чем пару часов назад. Разумных причин у этого ощущения нет, тем не менее оно никуда не уходит: легкое напряжение каждой мышцы, натянутость каждого нерва. Остается только надеяться, что вечер, проведенный в обществе Джеммы, прогонит его.
Как и в прошлый раз, она открывает дверь, не дав стихнуть звонку. Сегодня на Джемме хлопковая блузка и синие брюки в обтяжку — и то и другое подчеркивает гибкость ее тела. Она целует меня, вешает мою куртку на крючок, проводит в гостиную. Дом ее чист и опрятен, и, как и в моей квартире, здесь явственно отдает одиночеством. Разного рода мелочи, обычно накапливающиеся у супружеских пар за годы совместной жизни, — фотографии, сувениры, подарки — в нем отсутствуют.
Я прохожу следом за Джеммой на кухню и ставлю на разделочный стол, рядом с миской салата, бутылку вина — хорошего, как я надеюсь.
— Как ты догадался, что потребуется именно красное? — спрашивает она, заглядывая в духовку. Оттуда вырываются ароматы розмарина и чеснока.
— Ну, вообще-то я едва не купил и белое тоже, но решил, что ты подумаешь, будто я склонен к излишествам. Что там, в духовке?
— Жареный барашек по-итальянски. Ты ведь любишь баранину, правда?
— Люблю, — отвечаю я. — А запах какой!
Мы выпиваем по бокалу вина, болтаем о том о сем — разговор наш начинается с того места, на котором мы прервали его вчера. Я замечаю в сушилке кофейную чашку с эмблемой «Патриотов».
— Не знал, что ты поклонница футбола, — говорю я.
— А, ты о чашке. Не такая уж и поклонница. Чашку мне подарили. А ты любишь футбол?