Цокот копыт, пофыркивание сдерживаемых на спуске лошадей звучали уже совсем рядом. Доносились и отдельные голоса, обостренный слух уловил даже смешок.
— Неужто думают, что нас нет в кишлаке? — спросил Сафоев.
— Кто знает, — сказал Мочалов. — Они ведь тоже не дураки.
— Они надеются, что кишлак удалось сагитировать.
— Пусты их надежды, комиссар. Прежние курбаши[9] тоже надеялись повести за собой простой народ, да промахнулись… — Мочалов вдруг прильнул к пулемету, взявшись за ручки. — Видишь?
Голова басмаческой колонны вытягивалась из-за поворота. Шайка оказалась велика — передние уже подступали к кишлаку, а задним не видно было конца. Сафоев закусил нижнюю губу. Его сердце стучало учащенно, и он теснее прижимался к холодному камню, чтобы успокоиться. Но лежать было невмоготу. Сафоев шевельнулся, однако тут же ощутил тяжелую руку Мочалова.
— Спокойно, комиссар! Воюют не числом, а умением…
Сафоев снова прижался к валуну. Он, пожалуй, не услышал, скорее почувствовал, как Мочалов сказал: «Пора», и тогда крикнул: «Огонь!» В то же мгновение грохнул четкий, дружный залп и затарахтел пулемет. Ударили и оттуда, где залег Мардонов, и с двух других сторон, и взвились, истошно заржав, басмаческие кони, перекрыли треск пальбы дикие вопли… Судя по всему, басмачи заметались, не зная, куда податься.
— Ленту! Давай ленту! — крикнул Мочалов и, быстро заправив пулемет, стал теперь стрелять расчетливыми короткими очередями.
Басмачи были вынуждены лезть напролом. Сообразив, что путь назад, в горы, отрезан, они рванулись всей массой на кишлак, и Сафоев сказал, что надо бы подтянуться поближе к Мардонову. Мочалов тут же схватился за станину, покатил пулемет по каменистой тропе. Сафоев обогнал его, и едва сбежал вниз, как увидел всадника, который мчался, не разбирая дороги.
— Попался! — не своим голосом закричал Сафоев то ли от радости, то ли от возбуждения и, вскинув руку с тяжелым маузером, выстрелил.
Конь крутнулся на месте, басмач вылетел из седла. Сафоев побежал к нему, наклонился, но тут вспыхнул перед глазами огонь и рванулась из-под ног земля.
Бросив пулемет, Мочалов прыгнул, как тигр, на бандита, который хоть и был чуть живой, однако сумел подняться и силился перезарядить карабин. Вырвав у него оружие, Мочалов хрястнул его прикладом по голове.
— Максим, помоги, — подал голос Сафоев, держась левой рукой за правое предплечье.
— Жив, комиссар? — обрадованно воскликнул Мочалов и, бережно взяв его под мышки, поставил на ноги.
— Пока жив, — сказал Сафоев.
Стоять было трудно, кружилась голова. Мочалов усадил его на землю, прислонил к валуну и перевязал рану, бинты тут же потемнели от крови. Сафоев, ловя ртом воздух, сказал: