Филька не без удовольствия созерцал ее боченкообразные икры в полосатых чулках. «Что будет, если пощекотать эти штуки»? — Озоровато подумал он и чуть не фыркнул от смеха.
Наконец, полосатые чулки уплыли и Филька остался один.
«Устроился что надо. Теплынь. Печи топят поди кажинный день. Картошкой жареной будто пахнет. Люблю жареную картошку. Улягутся — надо на кухне пошарить».
За дверью напротив тренькало пианино, высокий женский голос разухабисто напевал:
«Цыпленок жареный, цыпленок пареный,
Пошел по Невскому гулять»…
«Веселая какая», — подумал Филька закрывая глаза, — должно из «этих»…
Изредка хлопали дверями, кто-то выходил в корридор, гремели самоварной трубой, зажигали и тушили свет поблизости. Филька давно перестал обращать внимание на эти пустяки, — он чутко спал, нежась в обстановке редкого комфорта.
Пронзительный звонок над самым ухом заставил Фильку привскочить на месте.
«Что за чорт?»
— «Цыпленок жареный»… Из двери напротив выпорхнула молоденькая блондинка в кружевном капоте нараспашку и, повернув выключатель, на правилась прямо к Фильке.
«Засыпался», — с ужасом подумал мальчик и сжался в комок.
Цыпленок жареный, почти задевая капотом филькины лохмотья, остановился около, пошарил на стенке и, подрыгивая ножкой, заголосил:
— Алло!.. Да, это я… Вы, Пал Палыч? Ах, не шутите… И не стыдно вам… Что делаю? Спать укладываюсь… Ну, конечно, одна!.. Вот бесстыдник… У, противный… Не смейте звонить по ночам… Вот простужусь и умру… Ну, разумеется, я почти голая… Рассказывайте, только поскорее…
«Этот… как его? Телефон», — сообразил Филька.
Надо перебраться куда поглуше.
Блондика долго еще взвизгивала, кокетливо поеживаясь и жеманничая перед Филькой, который совсем перестал дышать.
— «Халда… Хоть бы закрылась одеялом, чи что…».
А важно пахнет… думал мальчик, от нечего делать изучая строение «цыпленка».
Наконец, девица, потушив свет, упорхнула, а Филька осторожно выполз из беспокойного угла и ощупью пошел вдоль шкафа. Размеры шкафа показались ему немногим меньше дровяного сарайчика. Одна половинка двери заперта, другая — отсутствует вовсе. Внутри приятно шелестят мягкие домашние платья. Внизу какие-то картонки. Подумав, Филька углубился в чащу дамских туалетов. Помещение еще удобнее, чем за шкафом. Слегка согнувшись, можно лечь. Филька пришел к заключению, что больших удобств вряд ли кто вправе требовать от жизни.
«Устроился на ять», — подумал он, засыпая.
Филька проснулся от царившей вокруг могильной тишины и непривычного ощущения тепла, насыщенного женскими духами.
Вспотел. Неизбалованное теплом тело немилосердно чесалось. Поскреб себе под мышками.