– Перевел время с помощью ее энергии! – Зиновьев все-таки сел и привалился спиной к скамейке. – Меня научили, как это сделать, чтобы не причинить вреда, а Ульяна была сильным архитектором. Просто что-то пошло не так.
– Что-то пошло не так, – дрожащим от ярости голосом процедил Сэм, – ты чуть ее не убил.
– Не убил же!
– Кто латал ей ауру? Ты сам?
Станислав вскинул голову, прищурился.
– Никто! Если бы это было возможно, я не стал бы устраивать цирк с Быстрицкими. Думаешь, я не знал, что так она столкнется с тобой?
Быстрицкие. Сэм отступил – искушение пересчитать ему все ребра стало еще острее. Весь кошмар, начиная с самого начала, Ульяна пережила по вине Зиновьева.
– Она умирала, мне нужен был великий целитель, – архитектор времени скривился, – так что эти клоуны попались под руку очень кстати. Я пытался найти другой способ подсунуть Ульяну Новой Полиции, но его не было. Если бы не она, я бы не стал светить ни ее, ни себя.
Станислав тяжело дышал, глядя ему в глаза, зацепился рукой за скамейку и тяжело на нее взгромоздился. Пелена безумия сползала с его взгляда, уступая место неподдельному горю. Правду говорят, что безумие – самое страшное наказание. Сэм не испытывал к нему жалости, но даже представлять не хотел, что чувствует человек, своими руками толкнувший любимую на смерть и в краткий миг просветления осознавший это. Любил Зиновьев Ульяну или же свое к ней чувство, не имеет значения. Сейчас он был полностью раздавлен.
* * *
Ночь чернилами расплескалась по углам спальни и его душе. Прохладный ветер, врывающийся в окно, остудил бессильный гнев, теперь утрата жгла еще сильнее. Сердце превратилось в сгусток боли, который бился скорее по привычке. За сутки он успел нахамить другу, избить заключенного, наплевать на собственные правила, которых придерживался даже в самые отчаянные минуты. Клотильда с завидным упорством обрывала его телефон: недалек тот час, когда она явится лично, но до того не хотелось никого видеть и ни с кем говорить. Сама мысль о том, что от Ульяны ему останется только память, резала без ножа. Он пережил множество потерь, но жить без нее не хотел. В сознании нескончаемой пыткой пульсировала мысль: «Не уберег».
В доме, где совсем недавно они были счастливы, царила мертвая тишина, оставаться здесь больше не было сил. Сэм спустился вниз, взял машину и отправился на Хаджар-Им: гул моря и продувающий ветер, плещущаяся бескрайняя сила, обычно несущая успокоение. Усталость давила на плечи, но он бродил по дороге, выложенной большими плитами, замкнутый в коридоре из шумящих трав, под тяжелым декабрьским небом, грозящим вот-вот пролиться дождем.