Тайна высокого дома (Гейнце) - страница 149

— Нет, пока Иннокентий Антипович в отъезде, я буду есть в сторожке… Прикажи на кухне мне дать чего-нибудь…

— Я прикажу и при себе отложу тебе самых вкусных приедок…

— Ты меня избалуешь…

— Это мое право… — сказала она, смеясь, и, поцеловав его последний раз, отправилась через сад в кухню.

Егор Никифоров вернулся в сторожку и, увидев Марью Петровну, стоявшую у окна, вошел в нее.

— Вы уже встали? С добрым утром…

— С добрым утром..

— Я тут кое-что принес для вас, Марья Петровна…

— Что это такое?

— Посмотрите…

Она развязала скатерть и узнала свои вещи… Глаза ее наполнились слезами, она опустилась на скамью рядом с узлом и зарыдала.

— И об этом ты даже подумал… — воскликнула она, удерживая рыдания. — Но как ты добыл эти вещи?

— Через Таню… Я сказал ей, что они нужны для одной бедной женщины.

Она протянула ему руку и сказала сквозь слезы:

— Спасибо, большое спасибо!

— Теперь вы можете переодеться…

— О, да, да, я так рада… Это платье купил мне отец в К., незадолго до моего бегства. Я один раз только и одевала его… но мне оно так нравилось… Я была в нем на свидании с Борисом.

Она перебирала вещь за вещью и радовалась, как дитя. Егор Никифоров смотрел не нее и блаженно улыбался.

— О, теперь я могу прихорошиться для свидания с моим сыном! — воскликнула она.

— А я тем временем пойду хлопотать о нашем полднике, — сказал Егор и вышел из сторожки.

Через час Марья Петровна причесалась и оделась.

Егор Никифоров вернулся из высокого дома с полной корзиной провизии.

Когда он увидел Марью Петровну, которая выглядела моложе лет на пятнадцать, он не мог подавить крика удивления.

— Теперь я тебе более нравлюсь? — сказала она, смеясь.

— О, еще бы…

Он постелил скатерть, в которую были завернуты вещи, на стол и начал вынимать из корзины данные ему Таней «лучшие приедки».

Марья Петровна усадила его полдничать вместе с собой. Он согласился, после нескольких отказов, на ее упорные настояния.

После полдника она рассказала ему в общих чертах свою жизнь с тех пор, как она очнулась на почтовой станции и узнала, что ее ребенок увезен «навозниками» в Россию.

Почтосодержатель и его жена не могли даже толком сказать, куда именно…

— Оставил тут господин билетик со своей фамилией, да Николка озорник подхватил его и сжевал, чуть не подавился, насилу заставила выплюнуть, — сказала ей жена почтосодержателя.

Николка-озорник был ее младший сынишка четырех лет.

След ее сына Бориса был потерян навсегда.

Далее она рассказала, как в течении двух десятков лет она бродила по Сибири, живя в услужении в городах и селах… Многое она пропускала, но Егор Никифоров понимал, на что она подчас решалась от безысходной нужды… Два последних года она по летам приходила на заимку Толстых и жила в тайге, посещая могилу отца своего ребенка.