Там последний написал подробный акт наружного осмотра трупа, размер и внешний вид замеченных следов, положение кровавого пятна на дороге, прочел его понятым и дал подписать одному оказавшемуся грамотным. Остальные поставили кресты.
В этот протокол Павел Сергеевич внес и подробное описание найденного клочка обожженной газетной бумаги, составлявшего часть ружейного пыжа.
Заседатель даже понюхал этот клочок и заметил, что он пахнет табаком.
— Можно будет при надобности узнать, в какой лавке куплен табак, завернутый в эту газету, и какая это газета? — подумал он вслух. — Не надо ничего упускать из виду, иногда ничтожная мелочь может дать важные указания.
Покончив с протоколом и записав показания приведенных им мужика и бабы о встрече с охотником Егором Никифоровым, Павел Сергеевич предложил Вацлаву Лаврентьевичу отправиться в «анатомию».
Им подали лошадь, так как поселок отстоял от заимки в верстах трех, и они поехали.
Труп уже находился там, здание «анатомии» было окружено народом.
Началось вскрытие, но прежде был произведен обыск в карманах снятого с убитого платья.
В одном из карманов оказался белый носовой платок, в другом — перочинный ножик и мелкою серебряною и медною монетою девяносто пять копеек.
Было основание предполагать, что у убитого денег с собой было больше, могли быть часы, цепочка, кольца, которые и стащил убийца, совершивший преступление с целью грабежа.
Об обыске заседателем тут же, в «анатомии», был составнен протокол, также подписанный понятыми.
По вскрытии врач дал заключение, что смерть последовала от огнестрельной раны в груди, почти в упор, так как платье и края раны были опалены, но что убитый умер не тотчас же, а спустя некоторое время, около часа, так как по состоянию его мозга, переполненного кровью, можно заключить, что несчастный, после нанесения ему смертельной раны, был в сильном возбуждении, необычайном волнении и много думал. Вследствие-то этого напряжения смерть его последовала скорее, чем бы наступила у человека в ином психическом состоянии.
Вынутая из раны пуля была передана Вацлавом Лаврентьевичем Павлу Сергеевичу, который приобщил ее к делу в качестве вещественного доказательства.
Акт вскрытия был написан тут же и подписан врачем, заседателем и присутствовавшими свидетелями.
«По платью, но нежности кожи, это на самом деле „форменный барин“, как выразился староста, — думал заседатель. — Но его здесь никто не знает. Кто же он такой?»
Вопрос этот мучительно жег мозг пытливого по натуре Хмелевского.
Он отдал приказание привести разрезанный труп в такое, по возможности, состояние, чтобы его могли узнать знавшие или видевшие при жизни.