Подопечный молчал, пережевывая пустоту. Антон откинулся назад, уперся в простыни и тут же отдернул руку: из-под банкира текло.
– Хо-хо! – слабо усмехнулся магнат. – Не нравится, гаденыш? К ногтю вас, каждого, уроды…Другого языка не понимаете…Я сколько раз говорил тебе позвать старуху?
– ЛОРа? – Антон в изнеможении обмяк.
– Не ЛОРа, кретин! Ту уборщицу, что меня якобы лечит!
Дверь отворилась, в палату вошел Коквин с тремя пакетами.
– Вашему Ферту я хвост накручу, – злорадно обратился к нему банкир. – Час прошел, а меня не перестилают. Куда ты встал? Я не вижу тебя, стань здесь.
Коквин щелкнул каблуками, пару секунд постоял навытяжку, а после бросился менять замаранные простыни. Банкира пришлось перевернуть на бок; Белогорский вжал ладони в немытую хрячью шкуру, туша завалилась и стала истошно орать на одной ноте гласные звуки один за другим.
– Что? – спросил Антон, отдуваясь и сдувая с глаз волосы.
– А-а-а-а-а! – орал банкир, тараща глазки и до предела выгибая светлые редкие брови. – Сучьи отродья, засранцы! Больно, вашу мать!!
– Не обращай внимания, – сказал еле слышно Коквин. И продолжил, бормоча вполголоса, чтоб больной не услышал: – Надо же, до чего могучая штука – жизнь! Сколько ее в нем, ты посмотри! Зауважаешь, куда денешься! Другой бы давно коней двинул, а этот нас переживет!
В шепоте Коквина Антон и вправду различил неподдельное уважение. Да, в который раз подумал он, здесь целая идеология. Черт его знает – может, и в самом деле за два дня ей не научишься, придется привыкнуть, обтереться…Антон все больше убеждался, что в «УЖАСе» не лгали – во всяком случае, в отношении к жизни, которая явно не была для сотрудников пустым звуком.
– Я вас урою! – хрипел банкир, пока двое с остервенением, из последних сил тянули из-под него простыню. – Ферт…вам…не поможет, не думайте…Я и его урою, не дам ни гроша…
Антон внезапно выдернул свой конец и попятился. Вслед за ним настала очередь Коквина, и паралитик, по инерции перекатившись обратно, вновь занял исходное положение на спине. Он часто дышал, лицо его исказилось.
– Позовите мне дуру! Быстро!.. – просипел банкир.
– Сию секунду, – выдохнул Коквин, поправил прическу и выбежал в коридор к телефону.
– Вот же телефон, сотовый! – крикнул ему, не подумав, вдогонку Антон.
– Только тронь! – донесся с кровати змеиный свист. – Вшивыми лапами чужое добро!
Белогорский оглянулся по сторонам, подошел к банкиру поближе и спросил:
– Которое ухо лучше слышит?
– Это, – ответил тот, морщась от боли.
Антон нагнулся наугад, к левому, и внятно, отчетливо произнес: