Но незнакомец не сворачивал со своего курса, его орудийные порты оставались закрытыми, и ничего пока не предвещало возможного нападения.
Вряд ли в эти минуты среди команды «Мерсвина» нашелся бы такой, кто не молил в душе Бога оставить порты и дальше закрытыми, отвести от их судна угрозу стычки с пиратами. Не то чтобы они трусили или не доверяли своему капитану, или впервые попали в такую переделку — нет, просто каждый отлично понимал: в случае чего не очень резвому «Мерсвину» не угнаться за маневрами более быстроходного чужака, а в абордажной схватке его команде не устоять против нескольких сотен пиратов, даже если гамбуржцы будут показывать чудеса храбрости и ловкости. Если не случится чуда или не подоспеет откуда-нибудь нечаянная помощь, у всех у них одна дорога — в жестокие цепи рабства. Но напрасно вглядывался марсовый в горизонт: спасительного паруса нигде не было видно. Более того, он вдруг с ужасом обнаружил, что чужак развернулся и помчался вслед за «Мерсвином», настигая его, словно морской орел, ринувшийся из-под облаков на зазевавшуюся утку. Страх клещами сдавил горло марсового, он лишь нелепо замахал руками, не в силах издать ни звука. Снизу донесся голос капитана:
— Эй, на марсе, протри-ка, приятель, глаза!
Тут оцепенение дозорного словно рукой сняло; свесившись вниз, он завопил что было мочи:
— О-го-го! Они повернули! Господи Иисусе, спаси нас и помилуй!
В то же мгновение на его глазах с топа грот-мачты исчез нидерландский флаг и вместо него на ветру заполоскался алжирский.
— Пираты!! Морские разбойники! Они выкинули зеленый флаг!
Карфангер, уже совещавшийся с боцманом и штурманом, обернулся на истошный вопль матроса — марсовый не ошибся. Теперь оставалось только действовать, и действовать быстро и решительно. Карфангер приказал свистать всех наверх и тотчас принялся отдавать распоряжения к предстоящему бою.
Пока оставалась хоть малейшая возможность уйти или отбиться от пиратов, он и не помышлял о капитуляции. Прежде всего он приказал спустить на воду большую шлюпку, взяв ее на буксир: тем самым на орудийной палубе освобождалось место для канониров, уже суетившихся вокруг пушек. Так поступали капитаны всех военных кораблей. Тем временем боцман следил за тем, как сковывают кусками толстой цепи попарно ядра и заряжают ими пушки, в том числе и обе двадцатичетырехфунтовые на корме. Матросам было приказано держаться наготове и убрать лисели, как только прозвучит приказ капитана. Затем Карфангер обратился к своим людям, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия и проникновенности: