— Хо-хо, сынки! — вскричал боцман, готовый пуститься в пляс от радости. — За такую работу с меня причитается, будет вам в Кадисе добрая выпивка!
Однако торжествовать победу было еще рано, и боцман вновь принялся торопить канониров; впрочем, они и без того чуть ли не летали на крыльях. Карфангер же своим энергичным голосом отдал команду брасопить реи и ставить все паруса, кроме лиселей, отвел «Мерсвин» на добрую милю к югу и, оказавшись вне пределов досягаемости пушек пиратов, положил судно в Дрейф.
Сквозь скрип реев со стороны алжирца доносились дикие крики и проклятья пиратов, лихорадочно суетившихся вокруг бесформенной груды из остатков такелажа и пытавшихся поставить запасную фок-мачту.
— Что вы задумали, капитан? — встревоженно спросил штурман.
— Хочу раз и навсегда отвадить их от дурной привычки нападать на мирные торговые суда, — промолвил в ответ Карфангер.
Ян Янсен от изумления потерял дар речи. Сам он был не из робкого десятка и не раз сумел доказать это, однако замысел капитана показался ему чересчур легкомысленным и безрассудным.
— Прошу на меня не сердиться, капитан, но я хотел бы заметить, — осторожно начал Янсен, — что мы, против ожидания, необыкновенно удачно выбрались из переделки. Замахиваться на большее — значит без нужды искушать судьбу. Подумайте, ведь даже у самого искусного ткача нить нет-нет да и рвется, а то, что приносит прилив, с такой же легкостью уносится отливом.
— Штурман, — в голосе Карфангера зазвучал металл, — на судне командую я, ваша обязанность — выполнять приказы. — С этими словами он обернулся к команде, сгрудившейся на палубе.
— Робким нечего надеяться на удачу! — воскликнул он. — Конечно, с зайцами не охотятся на волков, поэтому я предлагаю вам: пусть тот, кому не по себе, спускается вниз. Но только в Кадисе ему придется сойти на берег и поискать себе другое судно. Тем, кто остается на палубе и у орудий, я хочу объяснить мой замысел. Мы подойдем к алжирцу с носа, где нет пушек, и всадим ему в ватерлинию залп сначала правого, а потом и левого борта. Я думаю, десяти зарядов будет достаточно, чтобы отправить в гости к морским чертям их корабль.
— Или наш, — пробурчал кто-то из недовольных себе под нос, но так, чтобы эти слова не достигли ушей даже унтер-офицеров, не говоря уже о капитане. В конце концов, это не одно и то же: защищаться, спасая свою жизнь и свое добро, или атаковать, пусть даже и морских разбойников, которых сам Бог велел истреблять при любой возможности. Но на судне слово капитана — закон, не подчиниться которому нельзя, и «Мерсвин», взяв курс вест, описал вокруг пиратского корабля, дрейфовавшего боком к ветру в южном направлении, широкий полукруг и стал приближаться к нему. Карфангер велел зарифить паруса, и его корабль малым ходом прошел примерно в полукабельтове от носа алжирца, что увеличило точность стрельбы из пушек. Хотя пираты и встретили приближающийся «Мерсвин» дикой пальбой из более чем полусотни мушкетов и аркебуз, полуфунтовые ядра которых продырявили в нескольких местах грот-марсель, это не помешало боцману и его пушкарям разрядить пушки правого борта в носовую часть пиратского галиона. Окутанный клубами порохового дыма «Мерсвин» тотчас повернул против ветра, так что алжирец теперь дрейфовал прямо на него. Дым рассеялся, и выяснилось, что ядра только двух восемнадцатифунтовых орудий из пяти попали в ватерлинию; этого было мало. Но так как «Мерсвин» на этот раз почти не двигался, залп пушек левого борта оказался куда более прицельным: четыре ядра так продырявили корпус пиратского корабля, что внутрь его неудержимыми потоками хлынула вода.