Я со всем возможным достоинством вышел из костюмерной и оказался прямиком на покрытой песком и залитой кровью, зарешеченной до самого потолка площадке весьма изрядных размеров. Все вокруг было освещено светом искусственных ламп столь ярко, что я моментально вспотел, хотя только что в подвале было прохладно.
А за решетками высились трибуны — места для гостей. Впереди, на самых почетных скамьях и креслах, сидели наиболее уважаемые господа и их спутницы. Впрочем, в некоторых отдельных случаях, наоборот, весьма уважаемые дамы и их пока ничем не примечательные кавалеры.
Я многих здесь знал в лицо, но сомневался, что они прежде слышали мое имя. Частных сыщиков высшие аристократы не спешат приглашать за обеденный стол и в друзьях не держат, обращаясь только по мере надобности и тут же забывая их имена, как все заканчивается.
И те люди, что собрались сегодня здесь, исключением из правила не являлись. Они были плоть от плоти, кровь от крови — имперская знать. Те, кого так ненавидел молодой император Константин и кого столь привечал в свое время его отец — великий князь и дядя — император. Но со смены правящего поколения прошло еще слишком мало времени, и эти, привыкшие к власти, еще не поняли, что их час миновал. Они жрали, пили, развлекались, не подозревая, что Константин принял решение полностью сменить круг приближенных к трону, а недовольных либо в тюрьму, либо на каторгу, либо голова с плеч — это кому как угодно. Я слишком хорошо изучил Костаса, чтобы не проникнуть хотя бы частично в его планы на будущее.
Вскоре в Руссо-Пруссию придут новые элиты, и этим старым придется потесниться, а кому-то исчезнуть вовсе, другие перестроятся, если захотят выжить, примут новую мораль, новые правила игры. Так бывало всегда и во все времена, все держатся за свои деньги и просто так их не отдают, горизонтальные связи очень сильны, даже если пропадают вертикальные — с высшей властью, но эти люди все равно держатся друг за друга, стараясь помогать в трудную минуту, потому что знают: уйдет один, потом второй, а завтра придется уйти тебе самому. Трудно придется Константину, но он справится, я уверен.
Наверху едва не погиб мир, а здесь внизу этого даже не заметили или не пожелали заметить. Я спас город от метеоритов, а меня, как пса, заперли в клетку и выставили на потеху толпе. Ублюдки! Какие же ничтожные личности здесь собрались, нет ни одного достойного, того, кого стоило бы спасать. Может быть, зря я все это сделал? Зря спас Фридрихсград? Может, пусть бы его снесло огненной волной, очистив от грехов землю, сделав ее вновь девственной, невинной.