, нет соответствующего «чипа».
Впрочем, все это касается не только гениев, но и просто наших руководителей, например. Умение, способность принять начальника как начальника — это на самом деле не просто, но очень важно (не в смысле «диктатора», не в смысле тупого подчинения). Ведь если ты можешь допустить, что другой человек что-то знает и понимает лучше тебя, несет ответственность большую, чем ты, и вообще — по-настоящему красив в своем деле, тебе хочется у него учиться, тебе есть к чему стремиться, у тебя появляется пространство жизни, ее перспектива. Вот что такое авторитет.
Мы всегда жили в идеологическом обществе — то ли православного толка, то ли коммунистического. И образ вождя всегда у нас сопрягался с этой идеологией. Царь был богопомазан на царство, генсек — при жизни овеян вечной славой КПСС, а после смерти захоронен у Кремлевской стены рядом с главным саркофагом страны. А сейчас? Сейчас — нет. И понятно, что мы по этому поводу испытываем дискомфорт.
Сама же эта идеология — это «сверху» — ниоткуда не возьмется. Мы должны пережить психологически очень тяжелый период разочарований в авторитетах как таковых. Период, надо признать, более чем травматичный для нашей психики. И только после этого появится нечто, во что мы не то чтобы уверуем… Нечто, что станет для нас авторитетом — воплощением священной для нас идеологии.
Просто же авторитетов — не в криминальном и не в идеологическом, а просто в общечеловеческом смысле — в России не было уже я даже не знаю сколько времени. Общих, национальных, народных. Вот Дмитрий Сергеевич Лихачев, например… И на нем у меня список как-то закончился.
Да, мы не только идеологию потеряли. Мы потеряли веру в авторитеты, которые раньше у нас с идеологией были всегда неизменно связаны. При этом потребность иметь некую авторитетную фигуру в национальном сознании никуда не делась, имеется, так сказать, в наличии. Но проблема в том, что ее — авторитетной фигуры — в этом сознании не появится еще очень долго, потому что мы сами пока к этому не готовы. Оскомина разочарования не прошла. Мы боимся снова обжечься. А поэтому не верим никому. Мы всех, кто на это, святое для нас место, будет претендовать, станем обязательно проверять, испытывать и экзаменовать самым отчаянным образом. Под микроскопом будем рассматривать! И теперь представьте себе: авторитет — и под микроскопом… Нонсенс!
Авторитет ведь прекрасен не тем, что он безукоризнен, идеален, безгрешен. Нет, он прекрасен тем, что ему верят. Понимаете? А мы в связи с идеологическим крахом коммунизма потеряли способность верить. Потеряли и испытываем в связи с этим постоянный дискомфорт. Мы неизбежно будем проверять всякий авторитет на ценность, на качественность, на состоятельность. Мы будем ожидать, что каждый новый — ложный, «подстава», что король-то голый. Да, ближайшее время (не знаю, правда, какое) мы будем с параноидальной настойчивостью разрушать собственные авторитеты, при этом остро в них нуждаясь. Вот такой парадокс вырисовывается.