Зачем ветхозаветный Моисей сорок лет водил свой многострадальный народ по пустыне? Вывел, понимаешь, из плена египетского и повел… Сорок лет! Даже если все пустыни, которые в мире есть, вместе сложить, на сорок лет путешествия не хватит. А он, видишь, нет — водил и водил, водил и водил. Кругами, надо думать.
Почему? С какой такой целью? Дело, конечно, не в каком-то там «географическом идиотизме»… Умные люди говорят, что это вообще была не проблема расстояния, что дело в самом этом сроке: сорок лет — это два по двадцать, то есть два поколения людей, которые были рождены и воспитаны вне рабства, на свободе. Пусть и в пустыне.
Не знаю, за точность подобных интерпретаций ветхозаветного мифа отвечать не могу, но и спорить не буду. Действительно, есть что-то в этом очень правильное. Ведь рабство (плен) — это не клетка и не цепи, это внутреннее состояние человека.
И если убрать клетку, снять цепи — само по себе это внутреннее состояние рабства (эта специфическая привычка жить, этот особенный способ думать — подчиняясь, смиряясь, ненавидя) никуда не денется. Писал же Максимилиан Волошин, наблюдая за треволнениями революции и гражданской войны: мол, не торопитесь, устаканится все, и — «вчерашний раб, усталый от свободы, возропщет, требуя цепей».
В общем, тяжело это — перестраиваться, очень. И нужны поколения, чтобы эти изменения, которые сначала происходят лишь историографически (формально и на бумаге — в манифестах, на картах и в конституциях), стали частью нас самих, частью нашей с вами психологии.
Больше десяти лет назад я уговорил Татьяну Девятову — первого главного редактора «Психологической газеты» и большого подвижника в деле, как она сама это называет, «менеджмента психологических услуг», — написать совместную книжку. По итогу у нас их получилось даже две — «Мифы большого города» и «Психология большого города»: про то, каково это — жить «в эпоху перемен», а в особенности — после этой эпохи? То есть каково нам с вами жить? И что, с этим делать, соответственно? Сейчас уже мы как-то позабыли (не модная нынче тема), но еще совсем недавно мы жили совершенно в другой стране.
Переезд из одной страны в другую (по существу, вынужденная эмиграция) — это дело непростое и не безболезненное. В результате мы все и заболели. Диагноз нам врачи-психиатры поставили сразу, еще в начале 90-х; звучал он так — «социально-стрессовое расстройство». Причем поставили его нам всем, скопом.
Но вот что делать с этой болячкой, не объяснили, действий никаких ощутимых не предприняли (да и не до того было, как сейчас говорят). В результате острое заболевание перешло у нас в подострое, а теперь уже и в хроническое. Кризис смыслов, кризис ценностей, кризис институтов и общее безобразие в «менеджменте» (что государственном, что личном, что каком угодно другом) — это все оттуда — из 80-х, 90-х, а теперь уже и из «нулевых».