— Кис-кис-кис! — говорила Татьяна и протягивала белкам ладошку с семечками.
— Почему «кис-кис-кис»? — спрашивал Леонид.
— А я не знаю, как хомяков надо звать.
— Господи, хомяки-то тут при чем?
— Потому что белки ручными не бывают. Ручными бывают только хомяки. Я знаю, у меня был один знакомый хомяк, когда я в школе училась. Я его от смерти спасла. Представляешь, прихожу как-то к нему в гости, а у него одна щека нормальная, а другая вытянутая, как будто он туда палец засунул. И он этой щекой тычется, голову между прутьев просунуть не может. Я так испугалась, думала, он заболел. Залезла к нему в рот, а там макаронина. Он себе запасы на зиму делал, а макаронину не разгрыз. Вот она ему поперек щеки и встала, Так бы и умер, бедняжка, задохнувшись от жадности.
— А теперь он где?
— Нигде. Умер от нервного стресса. Пошли во дворец.
И они пошли во дворец.
— Смотри, Танька, — сказала Ляля. — Видишь, наверху три кирпича незаштукатуренных? Их Петр I клал. Их специально не заштукатурили, чтобы все знали, где он руку приложил. Ты как думаешь, это он сам так велел или придворные, чтобы ему приятное сделать?
— Я думаю, придворные.
— Значит, из лизоблюдства. А я думаю, это он из тщеславия. Ты знаешь, он этот дворец выстроил для Екатерины, а она ни разу сюда не приехала. Но ему это было все равно. Ему хотелось, чтобы у нее на всякий случай везде был родной дом. Ему это было важно, чтобы у нее был родной дом.
— Это всем важно, — сказала Татьяна тихо, и Ляля ее не услышала.
— А теперь тут эстонцы выставляют напоказ свою черно-белую жизнь, — сказала Ляля. — Пойдем посмотрим?
И они пошли смотреть. Шли по кадриоргским залам, держась за руки, парами, как в детском саду, разглядывали пасмурные картины с некрасивыми серыми людьми и некрасивыми унылыми пейзажами.
— Такие белки вокруг, а они все ноют и ноют! — вдруг сказал Леонид и остановился перед одной картиной. — Смотри, мы с тобой как этот зонтик.
Зонтик был разноцветный, будто сшитый из кусочков радуги. Он плыл по морю черных зонтов, похожий на апельсин из разноцветных долек, который бросили в осеннюю плиссированную лужу.
— Надо же, единственная радостная картина. — Татьяна стала водить пальцем по разноцветным долькам. — Каждый…
— Охотник…
— Желает…
— Знать…
— Где…
— Сидит…
— Фазан…
— Как ты думаешь, из чего он сделан? — спросил Леонид.
— Из шелка.
— Из шелка зонтов не бывает. Промокнут.
— А этот не промокнет. С него дождь как с гуся вода.
И они ушли из дворца. Шли по пыльной улочке, застроенной деревянными дощатыми домишками, футболили друг другу камешки и щепки. Татьяна остановилась у пыльной витринки.