— А сейчас не моя подача, — испуганно прошептала Татьяна.
— Значит, моя, — засмеялось лицо.
Татьяна ухватилась за шарик и попыталась вынуть его из длинных смуглых пальцев. Но лицо шарик не отпускало, тянуло к себе вместе с Татьяниной рукой и улыбалось.
— А я вообще не играю, — прошептала Татьяна и тоже улыбнулась.
— А я играю, — сказало лицо, выпустило шарик и сжало Татьянину руку. — Леонид.
Шарик немножко попрыгал и укатился под стол. Они не заметили.
Вечером он пригласил ее в кафе. Решили пойти на площадь Восстания, в высотку.
— Что будем пить? — спросил Леонид, когда они уселись за столик.
— Мне — «Буратино», — прошептала Татьяна.
— Ага, «Буратино», значит, — задумчиво сказал Леонид и заказал красного грузинского вина. — А есть?
— Мне мороженое, ванильное, — прошептала Татьяна, краснея. Еще никто никогда не приглашал ее в кафе и не спрашивал, что она будет пить и есть.
— Ага, мороженое, значит, — задумчиво сказал Леонид и заказал цыпленка табака, столичный салат, пирожное «буше». Ну и мороженое, разумеется.
Весь вечер она боялась, что ему не хватит денег.
Когда официант принес счет, она схватила сумочку и поспешно вытащила оттуда маленький черный кошелек с застежкой-бантиком.
— Вот… зарплата… как раз сегодня… — пробормотала она.
Леонид засмеялся, взял у нее из рук кошелек и засунул обратно в сумку.
— Вы, девушка, очень удивитесь, но у меня тоже зарплата… как раз сегодня.
Они вышли из кафе. Только что прошел дождь, и пленка облаков затягивала небо, как глаз старой больной птицы. Парило. От луж поднимался запах мазута.
— Пошли к бульварам, — предложил Леонид.
И они пошли к бульварам. Шли по улице Герцена — Татьяна по краю тротуара, а Леонид по мостовой, держа ее за руку, как держат ребенка, забравшегося на высокий парапет, и загребая носком левого ботинка влажный, серый, свалявшийся, словно старая вата, тополиный пух. Когда вошли на Тверской, над городом встала радуга. В то лето каждый день шли дожди и каждый день небо строило радужные ворота в их новую жизнь.
— Смотри, — сказал Леонид. — Радуга. Это на счастье. — Он поднял указательный палец и начал считать цвета. — Каждый…
— Охотник… — отозвалась Татьяна.
— Желает…
— Знать…
— Где…
— Сидит…
— Фазан. — Вдруг он остановился и повернул ее к себе: — А я завтра утром уезжаю.
— Куда? — растерянно прошептала Татьяна.
— На юг. На месяц. Матушка достала путевку. Она у меня большой профсоюзный деятель.
— Умывальников начальник и мочалок командир?
И испугалась. Была у нее такая особенность: при всей своей огромной стеснительности сказануть иной раз что-нибудь эдакое, чего сама от себя не ожидала. Леонид засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал.