— Мусенька! — задушевно произнес Витенька. — Мой добрый ангел!
Алла смотрела одобрительно. Ляля еще раз пожала плечами и ушла за своим пирогом.
За столом молчали. Арик налегал на водочку. Витенька нахваливал пирог: «Изумительный! Просто изумительный! Как давно, как непростительно давно я не ел, Ляленька, твоих пирогов!» Ляля кивала, как бы принимая похвалы к сведению. Рина осведомилась, сколько стоила Аллина шубка. Алла ответила, заев ответ куском колбасы. Татьяне казалось, что кто-то невидимый натянул между ними тонкую стальную нить — вроде барьера, не дающего приблизиться друг к другу. Вот сидят за столом десять человек. Они вместе жили. Они вместе дружили. Они вместе почти все пережили и почти все прожили. Они давно не собирались вместе. «Норка?» — спрашивает Рина у Аллы. «Норка», — отвечает Алла Рине. «Почем?» — спрашивает Рина у Аллы. «Столько-то», — отвечает Алла Рине. «О!» — говорит Рина. «Кому еще пирога?» — спрашивает Ляля. «Мне!» — говорят хором Арик, Витенька и Леонид и протягивают тарелки. «Что-то у нас не так, — думает Татьяна. — Какие-то мы больные. Неужели они ничего не спросят про Катьку или про Аркашеньку? А я? Я что-нибудь у них спрошу?» Ляля вносит торт и широкие черные чашки с золотыми пагодами и китайчатами в треугольных шляпах. Торт высокий, пышный, почти свадебный, украшен кремовыми кружевами и маленькими золотыми меренгами, похожими на церковные луковички. Витенька смотрит на торт с гордостью, как на личное достояние, поигрывает серебряной ложечкой, и глазки его влажнеют. С годами Витенька окончательно определился с контурами тела, будто прочерченными циркулем. Округлая попка, округлый животик, округлые плечики. И походка, и жесты, и движения маленького нежного ротика — тоже плавные, округлые, очень женственные. Алла, напротив, подсохла, стала похожа на ржаной сухарик. Татьяна голову готова дать на отсечение, что под столом Витенька держит ее за руку. Улучив момент, она бросает на пол ложку.
— Оставь! — говорит Ляля. — Я подниму потом.
Но Татьяна лезет под стол: Витенька держит Аллу за кончики пальцев, робко, как неуверенный ухажер, изредка поглаживая ее указательный своим большим.
— Ну вот что, ребята! — наконец говорит Витенька. — Мы с Рыжим подумали и решили — уезжаем! Положение очень, очень неважное. Сведения самые достоверные — скоро будем грызть одну вермишель. Лично мне просто страшно оставаться! — Витенька обводит компанию печальным выжидающим взглядом. Компания безмолвствует. — Так вот, уезжаем… — повторяет Витенька и добавляет безнадежно, уже не рассчитывая на всплеск родственного отчаяния: — Навсегда.