Она отвернулась, чтобы угостить песочным печеньем ещё одного проголодавшегося танцора.
Виола осталась стоять на месте. Она никак не могла сообразить, что делать дальше, и уже собралась уходить, когда Хитер обернулась к ней:
— Могу я предложить вам немного песочного коржа, миледи? Я сама испекла его.
Виола покачала головой.
— Нет, спасибо. Но выглядит он очень аппетитно, Хитер, — надеюсь, я могу называть вас так, — знаете, меня заинтересовала…
Сделав глубокий вдох, она продолжала:
— Я не могла не обратить внимания на эту чудесную брошь на вашей шали.
Хитер густо покраснела и провела пальцами по сверкающим камешкам.
— О да, я понимаю, что для такой важной леди, как вы, она выглядит обыкновенной побрякушкой, но её подарил мне мой Фергус, и потому она мне очень дорога.
Женщина понизила голос, чтобы никто более не мог её услышать.
— В последнее время улов бывает очень скудный, и потому денег на всякую мишуру почти не остаётся, миледи. Должно быть, он долго копил на неё, чтобы купить для меня этот гостинец у бродячего торговца, ежегодно захаживающего к нам в деревню.
Виола прикусила губу.
Брошь явно не была дешёвой побрякушкой, значит, Фергус солгал Хитер.
Он похитил её на месте кораблекрушения из багажа, который выбросило на берег во время шторма.
Но должна ли она предавать этот факт огласке?
И что тогда будет с Фергусом?
Не посадят ли его в тюрьму за кражу? Нет, это было бы ужасно. Что тогда станется с его женой и ребёнком?
Но, с другой стороны, эта роскошная бриллиантовая брошь никак не могла и далее оставаться в этой рыбацкой деревушке.
Она стоила больших денег, и её следовало вернуть её законной владелице, миссис ван Эштон.
«Но даже если Фергус действительно нашёл брошь, то он виновен лишь в том, что не передал её властям. Это ничуть не доказывает, что он и остальные рыбаки — мародёры, подстроившие кораблекрушение! Эти нелепые подозрения капитана Говарда лежат на его совести».
Она развернулась и в полном смятении направилась к выходу из амбара.
За какие-то несколько секунд с вершины счастья она рухнула в бездну отчаяния.
Она любила герцога, но при этом обманывала его, проживая под его крышей и не говоря ему ни слова об огромном состоянии, свалившемся на неё. А теперь могла ещё и вдребезги разбить веру Роберта в честность и искренность друга его детства.
Дождь стих, и ночь запахла свежестью, принесённой с гор налетевшим ветром.
Виола поёжилась от сырости.
Её тёплая накидка по-прежнему оставалась в амбаре, но у неё не было особого желания возвращаться за нею.
Запрокинув голову, она немигающе смотрела на звёзды, которые здесь, на севере, светили куда ярче, чем в Лондоне.