И в преданиях старины,
Приглядись среди пажитей тихих
Только к девушкам этой страны:
Ты увидишь в глазах широких
Синий север широких широт;
Ты прочтешь в них легенду о сроках,
По которым томился народ.
По разлету крылатых линий
Меховых темно-русых бровей
Ты почуешь порыв соколиный
Неуемных русских кровей.
И какая упрямая сила
В очертаниях этого рта!
В этой девушке вся Россия,
Вся до родинки разлита.
Прочитал я эти первые строфы и задумался: для военной ли это газеты в дни войны? Читаю дальше:
…………………………
Эта девушка на заводе,
У зенитки ли под ольхой,
Под огнем в пулеметном взводе —
Всюду будет такой же лихой.
С этой девушкой в мир шагнуть бы,
Взявшись об руки посильней!
В этой девушке наши судьбы,
Все грядущее наше в ней.
Конечно, эти стихи надо печатать. Ведь девушка, воспетая Сельвинским, — это символ России, за которую сражаются и стар и млад. А если взять реальность, то действительно много девушек на фронте. И «у зенитки под ольхой», и «под огнем в пулеметном взводе», и с сумкой сестры милосердия. А мы непозволительно мало о них рассказываем. Стихи Сельвинского — нам напоминание. И не только нам.
«Русская девушка» сразу пошла в номер.
«Ночь в землянке» — мне можно было и не смотреть, кто автор рукописи. Это уже не первый очерк Евгения Габриловича под таким названием. Только зоркий и проницательный глаз писателя может каждый раз увидеть что-то новое в этих фронтовых берлогах и норах, кратковременных прибежищах солдата. Сегодня он описывает ночь в землянке перед штурмом:
«Ужинают долго, не спеша, с аппетитом. Завтра штурм, завтра трудное, тяжелое время войны, но люди, сидящие за столом, словно и не думают об этом. Меня всегда удивляло, как мало говорят бывалые бойцы о предстоящих порой через какой-нибудь час сражениях. Почему это происходит? Может быть, потому, что дело, на которое они идут, слишком серьезно, чтобы говорить о нем походя, между прочим. Правда, боец, как бы ни был привычен, не может не думать о предстоящем сражении, но не любит о нем говорить. В этом — словесное целомудрие человека, по-настоящему узнавшего войну, отлично знающего, что такое штурм, атака».
Из поездки на Западный фронт Симонов привез очерк «На старой Смоленской дороге», о котором я уже упоминал. Теперь он отписывается за предыдущую командировку — на Южный фронт. Материал не оперативный, и мы его не торопили. Но сам Симонов не терпел медлительности и вскоре принес два очерка. Первый — «Восьмое ранение». Большой, почти на два подвала. Тема как будто обычная. Во время войны было немало случаев, когда еще не полностью выздоровевшие солдаты, офицеры удирали из госпиталя в свою часть. Об этом мы не раз писали. У Симонова несколько иная история. После восьмого ранения героя очерка, командира батареи Корниенко, признали инвалидом, освободили вчистую и выдали пенсионную книжку. Но он не уехал в тыл, а добрался в свою дивизию, и командир дивизии не смог устоять перед порывом комбата и направил его на батарею, которой он командовал до ранения.