Немедленно пишите рапорт. Изложите все, как есть. Пошлем Сталину.
На второй день корреспондент принес и положил мне на стол рапорт. На четырех страничках машинописного текста было рассказано все, что узнал и увидел Гехман на Калининском фронте. Рапорт я сразу же послал Сталину, приложив к нему повестку дня конференции терапевтов Калининского фронта.
Все это происходило ночью, вернее, в три часа ночи. Нарочный отвез пакет в Кремль, а Гехману я сказал, чтобы он на всякий случай задержался в Москве.
На следующий день по какому-то делу я позвонил секретарю ЦК партии А. С. Щербакову. Его в Москве не оказалось, он выехал в срочную командировку, ответили мне. Чуть позже заглянул в Управление тыла Красной Армии. Хотел встретиться с А. В. Хрулевым. Его на месте не было. Зашел к Зеленцову, заместителю начальника тыла.
— Где Андрей Васильевич? — спросил я.
— Как где? — ответил Зеленцов. — Ведь ты туда писал, — показал он в сторону Кремля. — По приказу Сталина Хрулев вместе с Щербаковым и Щаденко выехали на Калининский фронт…
Вернулся я в редакцию, телефонный звонок:
Это Микоян звонит. Вы писали о недостатках с питанием на Калининском фронте. Этот вопрос будет обсуждаться на заседании Государственного Комитета Обороны. На фронт выехала комиссия ГКО и взяла с собой ваше письмо. Не можете ли вы дать мне копию? Мне тоже поручено заняться этим делом.
Так я узнал, что наше письмо сразу попало к Верховному, узнал, как на него отреагировали.
Минуло два дня — никто из комиссии ГКО еще не вернулся. На третий день звонит мне из Калинина Щербаков и говорит:
— Дивизии с таким номером, на которую ссылается ваш корреспондент, на Калининском фронте нет и не было.
Вот это да! Неужели такой опытный газетчик, как Гехман, воспользовался недостоверной информацией? Я немедленно вызвал его:
— Кто сообщил вам факты о голодающих? — спрашиваю спецкора, стараясь скрыть свое волнение.
Никто. Я сам был на месте, в батальонах и полках, проверял факты. За каждое слово отвечаю головой…
— Но такой дивизии нет на Калининском фронте. Нет дивизии с таким номером, — и рассказал ему о звонке Щербакова.
— Видите ли, товарищ генерал, — спокойно объяснил Гехман. — Я, согласно вашему приказу, никогда не записываю номера частей и соединений, мало ли что со мной может произойти. Попади моя полевая сумка в руки немцев, у них будет в руках дислокация войск фронта. Да и номера мне практически ни к чему. Зачем? Ведь в газете мы называем части по фамилиям командиров. Когда я долго нахожусь на одном фронте, номера дивизий невольно запминаются. А на Калининском фронте я пробыл несколько дней, все дивизии для меня новые, вот, видимо, какой-то номер я и спутал.