Ни слова бахвальства пустого: порукой тому — их стон,
мы выгнали их из Ростова и выбросили за Дон!
Великие русские реки! Вам скоро вскрываться пора,
отмой же их копоть навеки, широкое гирло Днепра…
Среди других материалов особое внимание привлекает статья полковника П. Донского «Параллельное преследование». Статья большая, на три колонки. Само название говорит о ее содержании. Написана она эрудированным человеком, знающим историю оперативного и тактического искусства. Но это не только историко-теоретическое изыскание, а собранный по крупицам опыт параллельного преследования в последних операциях. Мы были уверены, что ее с интересом и пользой для себя прочитают не только командиры частей, соединений, но и военачальники, и, судя по полученным откликам, не ошиблись.
Но кто же такой полковник П. Донской? А это наш специальный корреспондент капитан Петр Олендер, хорошо знакомый читателям по его репортажам и другим материалам со Сталинградского, Донского, Юго-Западного и других фронтов. Но прежде чем рассказать о превращении капитана в полковника, расскажу о самом Олендере, и не своими словами, а процитирую Василия Гроссмана. Василий Семенович знал его не только по корреспонденциям и очеркам, он с ним встречался на фронте, видел в самых критических ситуациях, ел, как говорится, кашу из одного котла. Он так тепло, проникновенно говорил об Олендере, что мне не захотелось сокращать текст выступления, и, попросив извинения у читателей за длинную выдержку, я приведу ее полностью:
«Олендер начал войну на Юго-Западном фронте. Он был свидетелем и участником величайших битв нашей армии. Он был в Киеве в августе и сентябре сорок первого года. Он буквально за два часа до того, как сомкнулось кольцо киевского окружения, выехал на своей «эмке» по проселочной дороге из района Прилук. Весной и летом он освещал бои на Дону, упорные оборонительные сражения у Клетской и Котельникова, затем Сталинград, бои Донского фронта северо-западнее Сталинграда. Все мы помним это тяжелое лето, знойную степь, сожженную солнцем, страшную пыль, стоявшую день и ночь в воздухе. И все бывшие там спецкоры помнят фигуру Олендера с его вечной трубочкой, Олендера, всегда возбужденного, взвинченного, обтиравшего пот, смешанный с пылью, со своего большого лба, всегда спешащего то на узел связи, то в оперативный отдел, Олендера, примостившегося у самодельного стола, склонившего свою большую лысеющую голову над блокнотом, зажигающего каждую минуту гаснувшую трубку лоскутками бумаги — у него никогда не было спичек, он всегда терял их. Вечно живой, вечно кипящий, не знающий дня и ночи, он провел эти тяжелые месяцы обороны на Волге в кипучем труде, в беспрерывной работе, разъездах, всегда сохраняя бодрость духа, веру в нашу победу. Лишь раз или два пришлось мне видеть его утомленным, грустным, рассеянным. Это настроение проходило быстро, и он вновь бурлил, действовал, работал.