— Да, гражданин начальник, первый секретарь Усть-Илимского горкома комсомола, я вынуждена признаться, что преступила эти нормы, не устояла я. Но он не ловелас и совсем не престарелый. Он старше меня всего-то на восемь лет. И тогда ему только-только стукнул тридцатник. Он завладел сразу всем моим сердцем. А ещё он стал моим любимым и единственным на всю жизнь.
А браки, правду говорят, случаются на небесах. Это точно. Это я по себе знаю. Так, что простите меня великодушно. Я же потом вышла за него замуж, родила и вырастила двух дочек Ирочку и Танюшку. У Танюшки уже двое своих деток — доченька Киана и сыночек Тайлер. Я ходила на все комсомольские собрания. Работала на субботниках. Сполна платила членские взносы. Принимала активное участие в молодёжной жизни Усть-Илимского райпотребсоюза. Не исключайте меня из комсомола. Не объявляйте мне, пожалуйста, строгий выговор с занесением в мою учётную карточку члена ВЛКСМ. Простите меня, прошу-у-у, Христа ради-и-и.
— Раба Божья Мария, выслушав твою исповедь, я отпускаю тебе все грехи. Во имя отца и сына и святаго духа, аминь, — густым басом нараспев произношу я. — Оставайтесь членом, член с вами, — и мы начинаем громко и задорно смеяться. — Да простит меня Господь за вольности, и бог комсомола тоже, если он есть, конечно.
— Саша, Саша, уже двенадцать ночи, — спохватилась Мария, — уже прошло два часа, тебе надо принимать таблеточки. Иди сюда, мой дорогой. — Маша засуетилась, распаковывая какой-то свёрток с лекарствами, и положила таблетки на журнальный столик. Вспорхнув, она тут же вернулась со стаканом водички, чтобы Саша смог запить горькие лекарства чистой ангарской водой.
— Серёжа, я вспоминаю случай, от которого мне и сейчас становится не по себе. Мы всей нашей компанией возвращались пешком с какого-то мероприятия. Идти предстояло через самый хулиганский и бандитский район Сокулука. Бурные бессонные ночи, бесшабашные дни немного подломили здоровье Александра. Мы чуть отстали от основной толпы друзей, и тут у моего любимого стали подкашиваться ноги. Мы присели в кустики на придорожную лавочку, чтобы перевести дух. Я обняла Сашу. А наши ребята подумали, что мы захотели уединиться в тени развесистой акации и ушли дальше. Мы остались один на один с неминуемо надвигающейся опасностью. Вот уже начали опускаться сумерки. Птички перестали щебетать, они, наверное, уже готовились ко сну. А я сидела, обняв моего Сашеньку, и ожидала, когда у него немного нормализуется состояние. Время шло, а улучшения все никак не приходило. Мимо нас уже несколько раз прошел, косясь на мою сумочку, какой-то обормот хулиганского вида. Моя душа ушла в пятки. Мне отовсюду мерещилась улыбка этого уркагана. Вернее, не улыбка, а блеск металлической фиксы на его зубе нижней, отвисшей в пренебрежительной улыбке, челюсти. Такой зловещий и просто ужасающий отблеск как бы из преисподней. Из этого района почти каждый день поступали милицейские сводки об ограблениях, изнасиловании и убийствах. Кроме этого, здесь постоянно кто-то дрался и дебоширил.