Звучит голос командира корабля, призывая застегнуть ремни и кресла привести в вертикальное положение. Гаснет основной свет, и мы начинаем снижаться. Я далеко от иллюминатора, и мне не видно, что там под нами, видно только что уже темно, местное время девять часов вечера.
Погода такая же, как в Питере, словно я никуда и не улетала. На паспортном контроле у меня спрашивают название компании, но опять не проверяют вкладыш к визе. Спрашивают, когда возвращаюсь, но не слушают ответ и прикалывают бумажку к паспорту сроком на 6 месяцев. Придираются только на таможне, выясняют, не везу ли я продукты, отвечаю отрицательно, таможенник загадочно улыбается и просит открыть чемодан. У меня ничего с собой нет из еды, я уже не впервой летаю, знаю, что все равно отберут. Таможенник разочарованно смотрит на содержимое чемодана, удивленно говоря — только личные вещи? («извини мужик, наркотики дома забыла» вспоминаю я Задорнова, но вовремя прикусываю язык.) Ну вот и все.
Стеклянные двери передо мной открываются, словно чихнув, выбрасывают меня в новую реальность. Если бы я курила, то, наверное, в этот момент достала сигарету, чиркнула зажигалкой и стояла, выпуская клубы дыма. Я не курила, потому остановилась и стала осматриваться. Промозглый ветерок, слегка обдал меня космическим холодком, огромные, как свалившиеся с неба звезды, фонари, светили ярким и незнакомым светом. Люди, громыхая колесами чемоданов, уверенной походкой проходили мимо. Какая-то ниточка внутри, словно пуповина, оборвалась. «Ну что, приехала?» — ехидно сказал внутренний голос. Во мне все похолодело, и я шарахнулась обратно к выходу. Но пути назад уже не было.
— Такси, такси — кричали негры, махая руками и показывая в сторону ежеминутно отъезжавших машин. Я покачала головой и пошла на остановку шаттла. Сегодня я останусь в Бостоне, ночевку здесь мне не оплатят, поэтому выбрана гостиница подешевле и с шаттлом. Через полчаса я в номере, падаю на кровать, но уснуть не могу. Снова грустные мысли лезут в голову. Наверное, человек очень сложное существо, и системы жизнеобеспечения стремятся устранить проблему вызывающую боль. Если проблему устранить невозможно, они устраняют боль, вместе с возможностью чувствовать и переживать. Ты вроде жив, дышишь, ходишь, ешь, пьешь, но ничего не ощущаешь, словно все происходит не с тобой, а в кино.
Утром нужно ехать в Бюрлигтон, но сначала я хочу погулять по городу. Я оставляю чемодан на ресепшине и иду в сторону метро. На платформе никого нет, кроме четы пенсионеров, из моего отеля. Я их заметила еще за завтраком и они вероятно меня тоже. Мне задают какой-то вопрос, отвечаю машинально и односложно. Неожиданно мужчина интересуется, не из России ли я. «Господи, как?» недоумеваю я. Улыбаюсь, утвердительно киваю. Он говорит, что они из Англии и что у меня характерный акцент. Расспрашивает, давно ли я здесь, что делаю, рассказывают о себе.