— Для полиции остаётся загадкой происхождение заградительных блоков и разбитых автомобилей, — сообщил репортёр.
Сидевшая сегодня с Доном Мэри улыбнулась.
— Круто. Очень круто! — воскликнула она.
Я добросовестно записал репортаж.
Мужчина-репортёр выдал какую-то остроту насчёт разбитых машин и начался прогноз погоды.
Остальные террористы принялись воодушевлённо обсуждать гонку и репортаж, а я молча сидел с пультом от видеомагнитофона в руке и смотрел прогноз погоды. Никакой мы не Ужас Простых Людей, понял я. Мы не благородные романтики. Мы ничего не значим. Мы лишь кучка жалких анонимов, отчаянно пытающихся любыми способами обратить на себя внимание, оставить след в этом мире.
Мы просто клоуны. Забавное дополнение к вечерним новостям.
Осознание этого факта оказалось очень неожиданным, я совершенно не был к нему готов. Я совсем не задумывался обо всех этих террористических делах. Я принял доводы Фелипе и, как и он, считал, что то, чем мы занимались было настоящим, правильным, стоящим наших усилий. Я никогда не переставал анализировать нашу ситуацию в целом. Но сейчас я впервые оглянулся, посмотрел на то, что мы натворили и понял, насколько же это всё ничтожно, насколько жалкими и никчёмными мы были в своей мании величия.
Фелипе злился на то, кем он был, и этот гнев вёл его, питал его страсть, вынуждал что-то сделать со своей жизнью. Но остальные этой энергией не обладали. Я в том числе. Может, поначалу я и злился на себя, но уже давно не испытывал ничего подобного. К тому же, удовольствие, получаемое от наших акций, тоже давно уже поблекло.
В чём смысл всего этого?
Я выключил магнитофон, убрал кассету в коробку и вернулся к себе. Там я долго стоял под горячим душем, затем накинул халат и прошёл в спальню, где меня уже ждала одетая в одни лишь шёлковые трусики Мэри.
— Не сегодня, — устало сказал я.
— Я хочу тебя, — в её голосе была слышна фальшивая похоть.
Я вздохнул и скинул халат.
— Ладно.
Я лёг на кровать рядом с ней, она села сверху и принялась меня целовать.
Вдруг я почувствовал, что на кровати появился кто-то ещё и взял мой член в руки.
В грубые мужские руки.
Я дернулся. Мне было противно. Я понимал, что должен был быть более раскрепощён, но мне этого совершенно не хотелось.
Я почувствовал, как мой член оказался во рту.
Я лежал, прижатый Мэри, та обхватила меня руками и ногами, не позволяя вырваться.
Послышался сдавленный мужской стон, и я вдруг понял, что с той стороны надо мной «трудился» Фелипе.
Охваченный глубоким мрачным отчаянием, я закрыл глаза.
Я думал о Джейн.
Фелипе вытащил мой член изо рта, на него села Мэри и сильнее обхватила меня. Давление всё нарастало и нарастало, затем хватка ослабла и она, шумно выдохнув, завалилась на меня.