Её звали Джорджия, но она предпочитала, чтобы к ней обращались Джордж. Она представляла часть вымирающего ныне племени одиноких женщин-алкоголичек, которые очень часто встречались мне в детстве. У них были низкие хриплые голоса и они предпочитали называться мужскими именами: Джимми, Герри, Вилли, Фил. Меня это несколько пугало, потому как я знал, что для того, чтобы понять, как будет выглядеть твоя женщина в старости, нужно взглянуть на её мать. И я должен был признать, Джейн немало унаследовала от Джордж. Но в Джейн не было жёсткости. Она была мягче, добрее, красивее матери и различий между ними было достаточно много, чтобы я смог убедиться, что это яблоко упало от яблони довольно далеко.
Я старался шуметь как можно громче, ковыряясь в швейной машинке, чтобы заглушить то, что слышать не хотел. Однако до меня всё равно доносился усиленный выпивкой голос Джордж: «…он по-прежнему никто…», «…жалкое ничтожество…», «…неудачник…».
Пока она не ушла, я из спальни не выходил.
— Мама очень рада, что у тебя новая работа, — сказала Джейн и взяла меня за руку.
— Ага, я слышал, — сказал я и кивнул.
Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.
— Я-то точно.
Я поцеловал её.
— Всё, хватит.
На работе самодовольная снисходительность Стюарта сменилась явным презрением. Что-то поменялось. Не знаю, то ли я начал его откровенно раздражать, то ли что-то случилось у него самого, но его отношение ко мне разительно изменилось. Исчезла показная вежливость, её заменила неприкрытая враждебность.
Вместо того чтобы по понедельникам вызывать меня к себе и выдавать задания на неделю, Стюарт просто оставлял их у меня на столе с записками, где указывалось, что я должен буду делать. Часто указания были не полными или отсутствовали вообще. Как правило, я мог разобраться, что от меня требовалось, но порой совершенно терялся в догадках.
Как-то утром я обнаружил у себя на столе гору старых компьютерных инструкций. Насколько я мог судить, в инструкциях описывалось, как пользоваться терминалами, которых в «Автоматическом интерфейсе» уже не было. На стопке бумаги лежала записка с одним словом: «Исправить».
Я понятия не имел, что нужно было исправлять, поэтому взял самую верхнюю папку и отправился в кабинет Стюарта. На месте его не оказалось, но я услышал, как он с Альбертом Коннором, одним из программистов, обсуждал увиденный накануне фильм. Коннор видел меня и всячески пытался намекнуть Стюарту, что его ждут, но тот продолжал подробно рассказывать о фильме, полностью игнорируя моё присутствие.
Наконец, я прокашлялся. Сделал я это тихо, мягко, но мой начальник обернулся так, будто я заорал.