— Ваш немец — человек не без фантазии. Ему бы книжки писать. Или сценарии для Голливуда.
— Мой немец, Георг фон Титц был прекрасным биохимиком и до войны выдвигался на Нобелевскую премию.
— Что с того? В лаборатории Резерфорда был клуб вралей, так его переименовали в клуб Капицы. Ученому человеку фантазии не занимать.
— Фон Титц не просто фантазировал. Он взял, да и смоделировал ситуацию.
— Как?
— На кошках. В буквальном смысле. Добился того, что умерщвленная, помещенная в особый раствор кошка еще долго совершала различные движения — открывала пасть, перебирала лапами…
— Ну, я слышал, что еще в двадцатые годы Брюхоненко собакам головы отрезал, и те головы чуть ли не кусались. Нам в институте об этом говорили, — почти извиняясь добавил я.
— А вам говорили, что Сергей Сергеевич и людьми не брезговал?
— Оживлял головы?
— Что головы, целиком оживлял.
— После клинической смерти?
— После всякой. Однажды на острове Врангеля нашли эскимоса из Ушаковском колонии, вмерзшего в лед в тридцатые годы. А оживили в пятьдесят первом.
— Слышу в первый раз.
— Ну, еще бы. Не хвастались, держали в тайне. Да и то — покушение на мировоззрение получалось. Чертовщина, мракобесие, а тогда с этим строго…
— В чем же — мракобесие? Наоборот, достижение отечественной науки!
— Ты, Корней Петрович, того эскимоса не видел. Когда он выбрался из лазарета, потребовался огнемет, чтобы его остановить. Пули только злили воскрешенного — по глупости у нас и были-то только ТТ.
— А зачем вообще стреляли, останавливали?
— Пришлось. Эскимос трех экспериментаторов сожрал, да санитара в придачу.
— Так и сожрал?
— Нет, не целиком, конечно. Понадкусал. Но крепко понадкусал, кто видел — ввек не забудет.
— Ты нарочно на ночь глядя страшные истории рассказываешь?
— Я нарочно на ночь глядя делюсь сокровенным. А ты, как тот маленький мальчик — акулов не бывает!
Книжку своего тезки Чуковского я читал, и потому намек понял.
— То есть ты, Вилли Соломонович, утверждаешь, что некий жрец или там профессор Брюхоненко оживил давешний труп, и он взял да и сбежал из морга?
— Я утверждаю совершенно другое, мой молодой и недоверчивый друг: если ты не можешь объяснить какое-то явление, это не значит, что явление не может существовать без твоего объяснения. Современная наука кое-что знает о жизни, но безобразно мало интересуется смертью.
Или — делает вид, что мало.
— Зачем?
— Зачем скрывали Манхэттенский проект? Секретили станцию «Северный Полюс — 2»? Утаили инопланетную капсулу, найденную при строительстве московского метрополитена? И, главное — зачем запретили производство искусственной «голубой крови»? Сколько людей она бы спасла! Средний человек отнюдь не желает жить в страхе. Знаток человеческой души не зря заметил, что во многом знании много печали. Счастлив ли ты будешь, если вдруг узнаешь: через пять лет вспышка на Солнце уничтожит жизнь восточного полушария, а западного, между прочим, смерть не коснется совершенно, ибо там будет ночь?