9 января командование флота получило одно за другим два извещения. Первое гласило, что с 1 февраля все торговые суда, с несомненностью признанные вооруженными, подлежат атаке без предупреждения. До тех пор подобным атакам без предупреждения должны были подвергаться лишь вооруженные грузовые суда; это означало, следовательно, что с 1 февраля можно было применять торпеды (находясь в подводном положении) и против вооруженных пассажирских пароходов. Во второй телеграмме передавалось содержание следующего высочайшего распоряжения, полученного начальником Адмирал-штаба.
«Приказываю начать с 1 февраля со всей энергией неограниченную подводную войну. Вам надлежит немедленно сделать все необходимые приготовления, однако так, чтобы это намерение не стало раньше времени известным неприятелю и нейтральным странам. Основные планы операций доложить мне».
Меня удивило, что на 1 февраля потребовался еще особый приказ с разрешением нападать на вооруженные пароходы, когда и без того в тот же самый день должна была начаться неограниченная подводная война. Я нашел единственное объяснение в том, что упоминавшаяся выше нота (о предстоявшем с 1 февраля распространении подводной войны на все вооруженные пароходы) была уже послана американскому правительству и остановить ее передачу было поздно. Во всяком случае, впоследствии она должна была произвести на американское правительство странное впечатление, поскольку в первой половине января сообщалось лишь о вооруженных пароходах, а несколько времени спустя (1 февраля) делалось новое уведомление об обострении методов ведения подводной войны. Для Америки было далеко не безразличным, признавалось ли за нейтральным судоходством принципиальное право плавания в запретной зоне или же там подлежало уничтожению всякое судоходство, как это вытекало из сущности неограниченной подводной войны. Если же и в самом деле существовало еще намерение обратиться к посредничеству американского правительства, как об этом можно было догадываться по позднейшим сообщениям, то чередование двух столь различных позиций в вопросе о подводной войне могло действовать только раздражающе. Высшим военно-морским инстанциям, т. е. Адмирал-штабу и непосредственному участнику — командованию флота, ничего не было известно о том, что в это время велись якобы какие-то новые переговоры, для которых неограниченная подводная война явилась неприятной помехой. Но и позднее, когда я принял дела Адмирал-штаба, я не смог установить по архивным материалам, что будто перед самым началом неограниченной подводной войны (1 февраля) имела место просьба государственного канцлера об отсрочке, с целью сделать последнюю попытку, чтобы избежать этой крайней меры. Я убежден также в том, что если бы адмиралу фон Гольцендорфу по поводу подобного наступления канцлера было что-либо известно лично, то он сообщил бы мне об этом самое позднее при сдаче дел, когда я сменил его в должности; в дальнейшем, из-за перенесенной им летом 1918 г. тяжелой болезни, он уже не смог больше высказаться по этому вопросу.