Никитиным ногам стало как-то совсем холодно. Он пошевелил пальцами. Они чувствовали себя вольно. Их даже ветерок обдувал. Приятно.
Сапоги!
Никита сел, взглянул на свои ноги. Сапог не было. Носки были, а сапог нет. В воде остались.
Дурная мысль отобрать сапоги у Хозяина заставила обернуться.
Полинка. Перекидывает из руки в руку что-то небольшое, коричнево-непонятное.
— Поздравляю, — сообщила мелкая. — Ты умер.
И бросила в воду свой комок. Комок открылся, оказавшись большой лягушкой. Или жабой. Кто этих хладнокровных разберет.
Никита был городским человеком. Грела его всегда батарея, кипяток был только из электрического чайника, фарфоровые чашки мылись в посудомоечной машине. Что еще? А, да — хлеб жил в магазинах. Больше ему негде было обитать. Под ногами всегда было твердо. Потому что миром правил асфальт.
Здесь же миром правил хаос. Хаос был коллективный. Имя ему было — вечное сумасшествие.
Горел костер. Сучья трещали и плевались искрами, языки пламени грели. Если поднести руку — приятно. Оказывается, и так бывает.
Какое-то время Никита видел только свои руки. Грязные и в царапинах. Никита смотрел и не шевелился. Под ногами было мягко — это пружинили старые опилки. Мокрые от дождей.
— Короче, Аэйтами охотится конкретно за Илюхой, — как-то очень по-взрослому говорила Полинка. — Это еще в начале лета стало понятно. Но дом он сжечь не может — там Ленин. А финны Ленина уважают. Если бы не он, Финляндии бы не было.
Полинка шерудила палкой в костре, отчего во все стороны летели искры. Красиво. И тепло. Никита потянул на плечи толстовку. Переставил удобней пятки. Тепло. Хорошо. Других мыслей не надо.
— Все знают, что Илюхин дед отбил у Аэйтами невесту. Одну из дочерей священника. Они должны были с Аэйтами пожениться. Но кончилась война, и финнов прогнали. Хозяин звал невесту с собой, но пастор не отпустил. Сказал, что дочь умрет там, где родилась.
Четвертая версия. Отлично! Сколько еще сказок у них тут сочинили?
Хотелось спросить, откуда мелкая все это знает, но шевелиться было лень. От каждого движения по телу пробегали неприятные мурашки, как будто организм заранее сопротивлялся возможному холоду. Такому, что был в реке. Сейчас тепло, но холод может вернуться. Никиту опять бросят в воду. Поэтому лучше было замереть. Чувствовать тепло от костра, жмуриться, глубоко дышать. И даже улыбаться. А вопросы задавать — нет, не надо. Говорит себе человек и говорит.
— Финны ушли, сюда заселили народ со всей России. Илюхин дед тоже приехал. Он увидел дочку пастора и влюбился. Она согласилась выйти за него замуж. Но вскоре умерла. И другие ее сестры умерли. И пастор тоже.