Над заводью, в огородишках выкапывали люди лук, морковь и сушили на солнце. Всех занимали осенние приготовления и, казалось, никому не было дела до деда Казанка, до его тайны.
Но ничто не может утаиться в людском окружении. Открылась калитка его сада, скрипнула раз-другой в ночи, разбудила кого-то, и заговорили, что Нинка Постнова к Феде Петрову приладилась. А стоило смазать на калитке заржавевшие петли мазутом, насмешки посыпались. Она-то весело отговаривалась, умела распорядиться словом, а его оскорбляли даже намеки на распутство. Никому недоступны были его помыслы, и потому связь с молодухой сочли не чем иным, как блудом, грехом непростительным. До поры до времени никто не заговаривал с ним о Постновой, но надо было случиться: приехала снова дочь вырывать у него материнские сбережения, прибыла ночным автобусом, когда у него гостевала Нина. Он не открыл дверей, не мог показать беспорядка, какой бывает у одиноких при гостях, да и обижен был на свою Валюху за их с мужем жадность. Не осела материнская могила, а уж они потребовали сберкнижку, навострились сменить мотоцикл на «Жигули». Стоило ему возразить, как надулись, дочь стала грозить судом… И как после такого не вспыхнет обида.
Дочь переночевала в чужом дому, где ей и открылось, почему родной отец не пустил ее на порог. С того дня разговоры о нем с Постновой стали главной людской заботой.
Осмелилась замолвить слово и соседка. Она-то глазастее любого-каждого. Обок живет, но помалкивала до определенной поры. Дед Казанок выкапывал на огороде картошку. С утра было солнечно, набегами докатывался с реки ветерок, встряхивал на тополях листву, сметая отжившую в борозды; светлыми просматривались дали в любой открытой стороне, на огородах копались люди, местами проползал трактор, выпахивал картошку или брал комбайном. Дед ползал по земле на коленях, вывернув предварительно несколько кустов, наполнял плетушку и на тачке отвозил набранную картошку к погребу.
— Здравствуй, дядя Федя! — крикнула ему соседка, вышедшая на огород осмотреться. — Чего в помощниках никого нет? Есть свежую картошечку находятся, а помочь некому?
— Иди помогай — чем пытать.
— Я не невеста помогать тебе. И незваный помощник не всегда бывает кстати. Станешь помогать, а тут подойдет желанная помощница…
— Миром станете работать, — ответил дед. — Поля хватит на всех.
Соседка подошла к нему, проворно прошла с лопатой по двум бороздам, взяла кошелку и склонилась над землей, распорядившись:
— Полчасика пособираю, а ты подкапывай мне.
Она работала, словно картофелеуборочная, хорошо налаженная машина: руки мелькали, то раскапывая землю, то взлетая над плетушкой и отпархивали в отбросах ботвы. Он дивился женской ловкости, проворству, хоть останавливайся да смотри — глаз не оторвать. И кто сбрехнул, что бабу дьявол сотворил. Если он и сотворил, то не работницу, а последнюю тюху, не годную ни на какое дело.