— Жми, Петров, — подгонял лейтенант. Он не так видел дорогу, не предполагал препятствия. — Не сбавлять газу! Догнать своих…
— Впереди воронка…
— Жать на полном!
Он остановил машину, скомандовал красноармейцам:
— Ребятки, за лопаты. Сравнять — бочком пройдем.
Справа лежала убитая лошадь в изорванной сбруе с вскинутой через нее оглоблей, валялись разметанные колеса, тряпье, посуда. Разглядывать, что там осталось от людей, не было времени.
Они провели машину. Сзади надвигались другие. Надо было уходить от скопления, от пробок. Впереди на шоссе показались двое. То были детишки. Повыше росточком, мальчуган, робко поднимал руку. Тормоза встряхнули машину. Лейтенант спросил:
— Что еще? Что такое?
— Детишки. Двое, товарищ командир.
— Никаких посторонних. У нас секретный груз. Полный газ, Петров!
Машина остановилась. Без слов он покидал ребятишек в кузов красноармейцам, сказав:
— До первой деревни.
— За невыполнение приказа, Петров, пойдешь под трибунал, — пригрозил лейтенант.
— За детишек ладно, пойду. За них воюем…
Они благополучно выбрались из угрожаемого окружения. Нашли своих. У него, Петрова, были серьезные неприятности за детей-беженцев. И только суматоха отступления, нехватка шоферов (редкой была еще эта профессия) спасли его от беды…
Много прошло времени, некоторые ранения забылись, а этот эпизод не выходит из памяти. Тревожит, где-то они теперь, те брат с сестренкой. Может быть, и не выжили. А если здравствуют, то помнят ли своих спасителей? Не разлучила ли их война? Нет ли их в списках, кто разыскивает своих и не может найти?
Растворились школьные двери, и ребятишки повысыпали на улицу. Где-то там и Нинки Постновой Гришка с сестренкой. В обед они побегут через дорогу к столовой…
«Кто спланировал так центр, — подумал дед Казанок. — Тут и школа, и магазины, и жилые дома, и почта, клуб и столовая. И главная дорога. Может, так и надо? Пускай ребята пялятся на уроках в окна, любуются тракторами, машинами — хуже учиться будут — в механизацию пойдут…»
Размышления деда Казанка были прерваны внезапным шумом кустов и сиплыми звуками: «Кхы-кхы!» Он обернулся. В кустах стоял с деревянным автоматом Витюха-дурак, с рождения лишенный речи и полного разума, знавшего одну страсть — игру в военное.
— Витюха, не балуй. — Дед погрозил ему пальцем.
— Кхы-кхы! — повторил дурак.
Дед Казанок поднял руки, сдался, чтобы прервать игру. Витюха, довольный победой, засмеялся, пролез через пролом штакетника, плюхнулся на бревно и приставил к губам два пальца, прося закурить.
— Некурящий я, Витюха, — сказал дед, поясняя дураку жестами, потому как не знал, слышит ли он. — Давно бросил. Как старуха померла. Ее не стало — какое расстройство, с чего курить?