Я сформулирую некоторые аргументы против представления о неминуемости развала капитализма и предположу, что, если капитализму суждено утратить свое господствующее место в глобальных экономических процессах, это, скорее всего, будет следствием достаточно длительного преобразования и развития других форм экономической организации наряду с сохраняющейся капиталистической деятельностью. Но это не значит, что долгосрочное будущее капитализма предрешено.
Во-первых, сохраняются вопросы системного риска и сбалансированности финансов по отношению к другим экономическим секторам. Во-вторых, капиталистическая доходность часто зависит от экстернализации издержек экономической деятельности — человеческих, экологических и финансовых. Такие проблемы, как загрязнение окружающей среды или безработица на неустойчивых рынках, требуют внимания государств или других социальных институтов. Но институтов, решающих эту задачу, не хватает; в местах, где в последнее время капиталистический рост был значительным, социальное развитие отставало от экономического роста, тогда как неолиберализм ослабил институциональные способности западных стран и даже создал проблемы для политической легитимности. В-третьих, капитализм уязвим не только перед «внутриэкономическими» или институциональными факторами, но и перед внешними угрозами, такими как климатические изменения или войны. Вопрос все еще в том, каково значение экологических пределов роста и потенциальных геополитических конфликтов, усугубленных неравным ростом, с которыми сегодня столкнулся капитализм, — беспрецедентная по историческим меркам машина по порождению исторического роста.
В каждой из этих областей попытки разобраться с угрозами капитализму могут привести к его преобразованию, а не к развалу. Все эти угрозы в своей совокупности способны породить мир, в котором капитализм останется весьма важным и даже в какой-то мере вернет себе жизненные силы, хотя и не будет больше организовывать миросистему и господствовать в ней так, как это было в недавний исторический период.
Мысль о том, что капитализм развалится так, как, скажем, развалился Советский Союз, сбивает с толку. Такой развал требует внезапности, перехода от бытия к небытию за какие-то несколько лет. Советский Союз мог закончиться едва ли не в одночасье, поскольку это была особая институциональная структура, а именно государство, и ее правовая форма могла распасться. Однако капитализм отличается слишком многим.
Как государство, СССР представлял собой особую корпорацию, и в первую очередь распалась именно эта корпорация. Однако, разумеется, распад этой правовой и политической структуры привел также к масштабным изменениям в иных властных отношениях и в практической деятельности. И все же многие институты, связанные друг с другом в советском государстве, продолжали существовать (пусть и в измененной форме), даже когда самого государства уже не было. У Москвы в Советском Союзе был определенный правовой и институциональный статус, и он не сильно отличается от статуса этого города в возникшей Российской Федерации и республике. Газпром изменился больше. Его создание в 1989 году привело к преобразованию правового статуса и управленческой структуры прежней российской газовой индустрии. После распада СССР Газпром в 1992 году был приватизирован и с тех пор действовал в качестве акционерной компании. В 1990 году он стал жертвой вывода активов, затем в какой-то мере был восстановлен, а в 2000-е годы вернулся под государственный контроль. Можно составить длинный список похожих примеров частичной преемственности и частичных трансформаций.