При этом СССР был в высшей степени государством модерна и именно так осознавал себя. Большевики успешно перенимали и синтезировали передовые технологии властвования своей эпохи: механизированные армии, конвейерную промышленность, планируемые крупные города, всеобщее образование и социальное обеспечение, стандартизированное массовое потребление, включая спорт и развлечения. После футуристических двадцатых годов большевики вернули и всеми силами насаждали в качестве новой массовой культуры классическую музыку, балет и литературу. Это не было лишь следствием консервативных вкусов Ленина и Сталина, а являлось сознательным включением в официальную идеологию культурных блоков высочайшего мирового престижа. Но ведь культурное наследие интеллигенции XIX века по большому счету было модернистским. К концу сталинского периода СССР действительно выглядел имперским. При этом его способность объединять свои многочисленные национальности на протяжении почти трех поколений была, безусловно, прогрессивной и модернистской. Советская власть первой в мире, задолго до мультикультурализма и намного успешнее, сделала официальной нормой выдвижение этнических меньшинств и женщин. Как и любая политическая линия, направленная на идеалистические цели и тем более на ускоренное преодоление груза традиций, советская практика была зачастую противоречива и склонна разрешать возникающие конфликты принуждением. И тем не менее формирование современных национальных культур и сам факт существования многонационального СССР в течение семидесяти лет в целом подтвердил, что слова большевиков по меньшей мере не полностью расходились с делами.
Некогда современники, как друзья, так и враги СССР, сходились в том, что социальные достижения, экономическое планирование и, конечно, отмена частной собственности по совокупности равнялись социализму. Эти основные черты советского строя прямо копировались либо приспосабливались под свои обстоятельства разнообразными «диктатурами развития» и популистско-националистическими режимами, поскольку на протяжении XX века высокая концентрация государственной власти зарекомендовала себя как необычайно успешное орудие модернизации и восстановления суверенитета. Приглядевшись к тому, где именно советский пример вызвал наибольший интерес и получил продолжение, мы обнаруживаем в основном бывшие аграрные империи, чьи народы и интеллигенция надеялись преодолеть историческое унижение и вернуть себе более достойное положение. Сюда относятся коммунистические партизанские государства Восточной Азии (Китай прежде всего), но также националистическая Турция и Индия, а позже Иран со своей эксцентричной идеологией исламского национализма, весьма модернистского на практике. (Как признавал сам имам Хомейни, в Коране не сказано об исламской республике и автомобиле.) Маленькая непокорная Куба и, с противоположной стороны холодной войны, Государство Израиль во второй половине XX века пополнили линейку моделей государственности, выстраиваемой на принципах «социализма-крепости».