— Я чувствую себя такой старой, — говорила она, касаясь подбородком верхнего листа. — Я была молодой, а сейчас я старая и никому не нужная карга. У меня нет детей. Меня бросил муж. И теперь я брожу по школе, где училась целых десять лет и вспоминаю, как здорово здесь было, и какая же я была дура, что этого не замечала.
Она прошла к следующему кабинету. Химия.
— Я даже не помню, как ее звали, — сказала Элеонора, глядя на дверную табличку. — Помню, что у нее была огромная задница, намного больше, чем у меня сейчас, и у нее все время болели ноги. Она ходила, как каракатица и почти не выбиралась из кабинета. Обладала редким усыпляющим голосом, быть может, поэтому в моем классе не было ни одного отличника. Она слишком строгая, чтобы поставить кому-либо пятерку.
Элеонора нажала ручку, но дверь не открылась. Лампа над ее головой внезапно потухла, и она вздрогнула.
— Я слышала, она умирала тяжелой болезненной смертью. Старики говорят, что тот, кто умирает с болью, иногда возвращается в мир живых, потому что своим страданием искупляет грехи. Но я в это не верю.
Цветок дрогнул. Элеонора почувствовала движение в своих руках и оглянулась. Ей показалось, что в коридоре поднялся сквозняк.
«Может кто-то открыл входную дверь?» — предположила она.
Она вспомнила, как тщательно закрывала огромный трехходовой замок. Нет! Ни каких гостей! Изредка школа напоминала ей тюрьму, выход из которой лежал только через чердак. Но и там, на четвертом этаже, где гнездились дикие голуби, до земли было порядком десяти метров. Кто преодолеет такую высоту без специальных принадлежностей?
Постукивая ноготками по стене, она двинулась к следующему окну. Цветок плавно качался в ее руках, словно показывая, свою признательность каждому ее слову. Как человек соглашается с верным утверждением, так и цветок поддавался ее воспоминаниям. Он точно ожил ото сна. Жаль, что его глаза были по-прежнему закрыты, и он не видел все то, что видела перед собой Элеонора.
— Ночью школа становится страшной, — будто читая вслух, говорила она. — Коридоры такие тихие и пустые. Нет привычного гула. Нет россыпи голосов. Все двери закрыты. Идешь и чувствуешь себя глухим.
Шаг за шагом она миновала двери кабинета английского языка.
— Я знаю, что тебе показать, — продолжала она. — Тебе это понравится. Осталось совсем не далеко.
Она шла осторожно, словно наступала на стекла. Элеонора специально носила легкие тряпочные тапочки, чтобы не создавать никакого шума. Сейчас она вслушивалась в свои шаги. «Эхо», — думала Элеонора, наступая на гладкий пол. «Ничего, кроме эха», повторяла она, словно погружаясь в глубокий бессмысленный сон. Дверь, к которой она подходила, пугала ее с самого детства. А запах, что царил внутри того кабинета, переворачивал в голове самые ужасные воспоминания.