Йоргос покачал головой:
— Даже не открывал, Ваше Преосвященство.
— И тем не менее читал, так же как и Вера, — усмехаясь, вступил в разговор Владыка. — Знаете, я намедни вот о чем подумал. Если разобраться, то рукопись сохранена только благодаря любви. По крайней мере в той истории, которую мы можем проследить. Сперва влюбленный юноша переписывал Евангелие с мыслью о невесте, ждущей в Ханье. Затем убитая горем женщина, потерявшая мужа, последним усилием воли сделала все, чтобы не пропал его труд, отправив крестному отцу указание, где искать Евангелие. Иеромонах Тимофей, в свою очередь, оставил письма тому, кого любил больше всех, изложив в них не высказанное при жизни. И наконец, эти двое уберегли рукопись от негодяя. Да, они спасали не Евангелие, а друг друга. Но не в этом ли главное послание апостола Павла, говорившего, что даже ангельский язык без любви, что медь звенящая?
Он обвел взглядом собрание.
— Я согласен со своим духовным сыном. Пора выводить рукопись на свет Божий. Слишком много горя рождают попытки укрыть ее. — Полный сострадания взгляд митрополита толкнул меня в сердце.
Когда мы уходили, Владыка вышел проводить нас на крыльцо.
Пахло свежестью. Сквозь тучи кое-где пробивалось солнце. Заметив наши переглядывания, он усмехнулся и, прежде чем Георгис успел открыть рот, спросил:
— Ну? Когда хотите-то?
Йоргос улыбнулся:
— Как-то так, чтобы не тянуть…
— Чтобы не тянуть… — передразнил духовного сына Владыка, чиркнув по нему насмешливым взглядом. — Ну тогда выбирайте дату до конца февраля. Дальше — Великий пост, потом я улечу на Собор. И обвенчать вас смогу уже не раньше мая.
Сверив планы, сообща вычислили дату в начале февраля. Я держала в уме, что к этому сроку пройдет три месяца с гибели Ивана.
Когда, благословив нас, митрополит вернулся к святым отцам, я сказала:
— Сдается мне, не очень-то тебя и Владыку послушают… И вряд ли мы в ближайшем будущем услышим о Евангелии от Павла, найденном на Крите.
Йоргос прищурившись смотрел туда, где на горизонте ветер гнал облака, то обнажая яркую синь, то вновь затягивая ее пеленой.
— Знаешь, что я видел в Риме у синьоры Лоретти? Как раз то, что они предлагали: я стал монахом и хранителем.
Я обняла его.
— Сгоняем к крестному, порадуем новостью? — спросил он. — Тем более он звонил, обещал нажарить фирменной кефали. У них на юге сейчас солнце.
— Давай. Заодно я подарю ему стул с мантинадой про сфакийского рыбака. Он, конечно, нравится Марии, но для нее я сделаю еще один. — Я вздохнула.
— Отлично! Уснет он сегодня вдвойне счастливым. А по какому поводу вздох?