— Я был мальчонкой. Однажды, в конце мая, с юга пришел сирокко. Два дня мы с отцом не могли выйти в море. А на третий наступила тишина. И берег стал как древняя Эллада — усеянный кусками канатов и амфор, поднятых бурей с глубин. Небо было, — усач взглянул на просвет через стопку с ракией, — что Божий напиток. Наверное, тем майским утром разные времена соединились воедино. Напротив крепости мы с отцом ловили кефаль. Вдруг воздух вздыбился… — Он тяжко глянул в окно. — И от стен поскакали они. Черные всадники. Взрезая воды, неслись на нас. Барабанные перепонки рвались от вибрации. Отец, закрываясь руками, выронил перемет, а я упал на дно лодки. У борта всадники взорвались брызгами. И время исчезло. Я очнулся, когда отец тряс меня за плечи. Был примерно полдень. Нашу лодку отнесло далеко от берега.
Помолчали.
Пространство за окнами стало почти оранжевым — солнце пыталось пробиться сквозь густую пыль.
Тихо-тихо вначале долетел звук. И, убыстряясь, перешел в отчетливый цокот копыт. На нас со стороны невидимого за изгибами дороги Франгокастелло неслись всадники.
Я вцепилась в запястье Георгиса.
Сначала в пелене ничего не было видно. Но вот, прорывая ее, появилась лошадиная голова, кося безумным глазом. За ней — вторая. Кавалькада людей в развевающихся одеждах пронеслась мимо.
— Матерь Божья! — пробормотала я.
— О как! — заметил голубоглазый дед и опрокинул в себя стопку.
Послышался рокот моторов. В пыльной взвеси заметался свет фар. К рыку мотоцикла примешивалось гудение автомобильных двигателей. Я зажала рот руками.
— Отец, можно тебя? — быстро обратился Георгис к хозяину.
Отведя его на середину зала, он что-то проговорил, кивнул на меня и, сняв ружье с плеча, сделал было движение к выходу.
— Еще чего?! — гаркнул старец, неожиданно сильным рывком останавливая Георгиса.
Миг — и старик оказался у стойки с карабином в руках. Я даже не поняла, откуда он его достал.
— Эй, Никос, хватай ружье!
Голубоглазый стянул со стены ствол, висевший, казалось, для антуража. Хозяин перекину ему пачку патронов.
Третий дед поднялся из-за стола, вытаскивая из необъятных брюк револьвер.
— Ты — под стойку! — бодро скомандовал бровастому внуку хозяин.
Парень пригнулся и, невидимый деду, вынырнул из-за другого ее конца, сжимая в руке нож.
Георгис передернул затвор.
Остальные деды встали по бокам стрелков.
Я застыла. Передо мной было то, чего не видел никто из туристов в пузатых автобусах и никто из гидов, говорящих в них заученный текст. Я видела сейчас настоящую Сфакью, чья история породила не только легенды, но и вполне определенный генетический психотип.