— Вера как-то особенно расписывает стулья. Попробуй найти к ней подход, может, и тебе посчастливится, — закуривая, сказал Георгис.
— Ну уж — особенно… Просто пишу на них мантинады, — пробормотала я.
Встретив их удивленные взгляды, пояснила.
— Прочтите хотя бы одну! — потребовал Георгис.
Продекламировала самую первую из сочиненных:
Пучеглазые рыбы знают мою тайну,
Осьминог бормочет о ней с креветками,
И только ты, упрямый сфакийский рыбак,
Еще ничего не знаешь.
Испугавшись, что звучит она в данных обстоятельствах двусмысленно, поведала им еще одну.
— Сама?! — удивился крестный.
— Ну, с помощью коллеги… Марии. Она редактировала.
— Э, главное, кто писал, — усмехнулся крестный. — Ну-ка, скажи еще ту, про сфакийского рыбака.
Видно было, что отпускать нас ему не хочется. Но, просидев час, мы засобирались.
На пляже, где лодки клевали носами берег, крестный поставил канистру с топливом в белую моторку.
— Ну, береги девушку, — сказал он Георгису на прощание. И тот вместо ответа обнял его.
Пока Георгис разматывал канат, крестный сказал мне:
— Он, знаешь, упрямый, конечно…
— Нонэ, да уймись ты уже! — закричал стоящий по колено в воде Георгис.
В закатанных джинсах, загорелый — его и впрямь можно было принять сейчас за сфакийского рыбака.
Мы еще долго видели на берегу человека, провожающего нас взглядом из-под ладони. И мне жаль было с ним расставаться.
Вдоль по берегу замелькали каменистые бухты. За ними встали над водой белые домики, и рукав пирса заслонил порт. Чуть прищурившись, Георгис смотрел на приближающийся городок.
На причале ждал человек, не сводящий глаз с лодки. Чем ближе подходила моторка, тем больше он становился. И в результате оказался просто огромным. Когда Георгис заглушил двигатель, великан поймал канат, помог пришвартоваться. Лицо у него заросло черной бородой, сквозь которую сейчас сверкали зубы. Кажется, Георгис даже не успел ступить на пристань, как огроменный дядька схватил и почти вытащил его из моторки:
— Йорго, адерфе42!
И далеко не маленький Георгис почти скрылся в складках клетчатой рубашки навыпуск и огромных ручищах. По серии коротких шутливых подзатыльников и захвату плеч и без слов было ясно, что передо мной два брата, хоть и сводных.
— Вера, это Лукас. Лука, это Вера, — выныривая из-под братского локтя размером с дыню, представил Георгис.
Отстранив брата, но так же, как ранее крестный, не выпуская его из объятий, малыш Лукас уставился на меня.
— Добро пожаловать в Хору Сфакион, Вера! — густо пробасил он мне.
И затем — Георгису:
— Она похожа на статуэтку.
В это время к порту бежали женщина в черном и подросток лет четырнадцати. Они по очереди обняли Георгиса. Он ерошил мальчишке волосы и улыбался. А с набережной Георгису уже махал рукой дядька в белом фартуке.