Едва мой дух воспарил над кроватью, меня тут же засосало в воронку. Вот только перед тем, как потерять сознание, услышала:
— Хель, кажись, у нее сердце остановилось…
— Ну, значит, одним трупом больше, — выдохнула смерть. — Но она же сама согласилась. Значит, оформим как суицид.
Сознание померкло окончательно.
В себя я пришла от дикой боли. Распахнула глаза и увидела, что надо мной склонилось незнакомое лицо, отчасти скрытое черными волосами, обрезанными до плеч. Пронзительный взгляд зеленых глаз словно препарировал.
Моя первая мысль при виде этого брюнета оказалась чисто профессионального характера: такой цвет глаз, напоминающий о майской листве, в сочетании со смуглой кожей не встречается в природе. Скорее всего, это линзы, которыми и воспользовался брюнетистый выпендрежник! Кадры с ним придется обрабатывать и чуть затемнять, тогда будет идеальный снимок.
Странный тип с облегчением выдохнул. Почувствовала кожей, что воздух с морозцем. И это от живого человека?
Зато тут же смогла ощутить и всю гамму чувств, что приличествует телу. Голому телу, лежащему на камнях. Моему.
— Слава бездне, успел. — Тип чуть отстранился от меня. — Ты можешь говорить?
— Ка-а-ахр. — Горло словно сдавило невидимым жгутом, и я выдала вместо «конечно» сей набор звуков. Сглотнула. Стало чуть легче.
Тип заскрежетал зубами:
— Эти две прохиндейки не могли подсунуть мне душу вороны. Я бы почувствовал.
— Я. Не. Во-ро-на, — произнесла я с неимоверным усилием.
Язык слушался с трудом, да и эта пара слов… Прежде чем произнести их, я долго копалась в памяти, словно в сумочке, когда на ощупь пытаешься найти ключи. Ведь знаешь, что они точно там есть, но сразу в руки ни за что не попадутся. Вот так и со словами… Будто это была не моя голова.
Хотя почему «будто»? Если это все же не шизофренический бред, то выходит, что тело сейчас не мое и, следовательно, голова тоже.
Я вгляделась в проломленный стрельчатый потолок, уходивший ввысь. Через него было видно серое небо. Уцелевшую часть свода подпирали беломраморные колонны, некоторые из них были разрушены. Часть фрески под самым куполом изображала то ли ящеров с крыльями, то ли демонов, которых люди в рясах осеняли светлым знамением. Как специалист могла сказать, что с концепцией было туго. Даже мне, далекой от понятий «тактика», «стратегия» и «как замочить врага и не сдохнуть самому», было понятно: сожрет ящер крылатый святош, ой сожрет. Но художник был уверен в обратном, оттого на фреске чуть ниже один из монахов пронзал копьем здоровенную тушу. При этом копье выглядело зубочисткой, а ящер — батоном докторской. Но добро победило. Пусть и лишь в воображении художника.