— И сколько же ты должна?
— По долгу ростовщику — пятьдесят либр. С процентами это шестьдесят либр, — черт возьми, это же меньше той суммы, что я не смог ей передать! Ее доля из того, что я не заплатил в лигу, — как раз шестьдесят пять либр. — А мадам Берта мне платила пятнадцать су в день и из них десять вычитала за жилье. И на долг проценты считала.
Все ясно. Молодая мама попала в вечную кабалу на пустом месте. С грудным младенцем, да с ее внешностью, сама она вырваться не смогла бы никогда.
— Марта, послушай, во-первых, у тебя есть деньги. Свои. Сто либр (ну приврал, увеличил сумму), я не смог тебе передать, это то, что нам дополнительно заплатил мэтр Фурнье. Ты никому и ничего не должна, все свои долги ты погасишь из собственных, тобою заработанных средств. — Было очень важно, чтобы она почувствовала себя не содержанкой и нищенкой, а человеком, который способен сам отвечать по своим обязательствам.
Разумеется, я смог бы тупо взять ее на содержание, только кому бы от этого было хорошо? Ребенку, знающему, что его мать приживалка? Ей, отказавшейся от самой себя и постоянно заискивающей, чтобы выклянчить очередной кусок? Нет, для этого я слишком ее уважал.
— Во-вторых, это, — я указал на мальчика, — мой сын. Сегодня же мы все оформим официально. Ты умная женщина, ты понимаешь, что жениться я на тебе не смогу. — Марта утвердительно кивнула, но уже не заискивающе. У нее распрямилась спина, расправились плечи. К ней явно возвращалось чувство собственного достоинства.
— Но мы, я в этом убежден, можем вместе зарабатывать деньги. Как — оговорим потом, когда я вернусь. Пока что я, как дворянин и барон, просто обязан сделать тебе подарок в благодарность за рождение сына. Это традиция и отказы не принимаются. Понятно?
— Да, — нарочито кротким голосом ответила Марта. Господи, да у нее в глазах улыбка!
— Я оплатил тебе восстановление лица, — надо понимать, что для обычного человека не было принципиальной разницы — оплатить эту операцию или купить королевский дворец. И то, и другое недоступно. Только представьте — полторы тысячи экю — это более пяти килограммов золота. Если бы не щедрость барона де Безье и графа Амьенского, я бы за всю жизнь такой суммы мог не накопить. Поэтому для описания чувств Марты я просто не нахожу слов. Детская сказка, спустившаяся в этот не самый лучший из миров, Божье чудо, посланное несчастной как плата за муки и крепость в вере? А может, так и было, а я лишь жалкий инструмент провидения? Хорошо бы. Значит, мы не забыты в нашей суете и грязи, значит, счастье возможно, а беды — лишь испытания, посылаемые свыше.