Таким образом, к началу сражения рота подготовилась как могла, большего сделать было невозможно и нам осталось только ждать. А еще отсыпаться, отъедаться и отдыхать. Ибо усталый и голодный солдат — плохой боец.
С рассветом донеслись мушкетные и артиллерийские залпы, битва началась. Наши бойцы надели боевое снаряжение, подготовили оружие, вышли на позиции и завалились дальше хари плющить. Только посты бодрствовали. А что — здесь тихо, спокойно, даже мухи не кусают.
И продолжалась эта идиллия часов до десяти. А затем меня вызвали к головному дозору, находившемуся вне прямой видимости от рубежа обороны.
Оказалось, в нашу сторону шла женщина с детьми. Одета в черное, видно на похороны спешит, а для крестьян это событие важное, пропустить которое никак нельзя. Двое мальчишек лет восьми при виде моих головорезов ухватились за мамкин подол. Третьего, грудного, она держала на руках.
— Здорово, мамаша! Куда тебя нелегкая несет? Не слышишь, стреляют рядом.
— Ой, слышу, Ваша Милость, только очень нам пройти надо. В деревне-то, в Фадже, мой папа умер, надо похоронить, а то не по-божески это, чтобы дочь на похороны не пришла.
— А детей зачем взяла?
— Ну как же я их оставлю. Маленькую-то кормить надо, а старшие большие, на похороны дедушки прийти должны, а то что же люди скажут — отбились мы от своей родни? Муж-то мой на заработки в город подался, так что ж теперь, папу без нас хоронить? Нельзя это, неправильно.
Крестьянка смотрела на меня простодушно-доверчиво, старшие дети робко, ну а грудной малыш, как и положено, улыбался. А что ему — солнышко сияет, лес на горах шумит, мама рядом.
— Ну что же, проходите, только идите по обочине, здесь военные скачут, не ровен час затопчут, — сказал я, отходя в сторону. И, как только они оказались ко мне спиной, отрубил им головы. Вначале матери, потом одним восходящим движением — сыновьям, и последним — грудничку, который перед смертью посмотрел на меня очень внимательным взглядом.
Солдаты замерли, не веря своим глазам. Вот только что я разговаривал с этой женщиной, улыбался ее детям, и вот они лежат с отрубленными головами. Всё-таки одно дело подчиняться пусть юнцу, но благородному и при должности, другое дело — зверю, убивающему женщин и детей. Просто так, от скуки.
Мы живем в жестокий век. Человеческая жизнь стоит дешево, но даже у нас есть границы, переступая которые, человек перестает быть человеком. А с нелюдем разговор короткий и руки бойцов легли на оружие.
— Я не вижу крови, — поспешил я обратить их внимание на главное.
Действительно, из перерубленных шей натекли лишь небольшие пятнышки крови, а не лужи, как это должно было произойти. Спасибо де Мертену. Как-то на индивидуальном занятии в клиссонской больнице он показал мне одно из высших заклятий некромантии, доступное только магам исключительной силы. Оно позволяет не просто поднять мертвеца, а сделать его почти живым. Сохраняется походка, мимика, манера говорить. Но вот говорит и делает он только то, что приказывает некромант. А некромант видит и слышит все, что видит и слышит зомби. Причем на животных такого сотворить не получалось — видимо сказывалось отсутствие разума. Только на людях.