Наконец там немного притихло, и волокушу приподняли и поставили, прислонив к стене пещеры. И я смог рассмотреть, где нахожусь: это была большая пещера, посреди которой горел костер, в ней было довольно много народа – мужчины, женщины, дети, одетые в плохо выделанные шкуры, все сгрудились возле меня, рассматривая и переговариваясь на неизвестном языке.
Но вот раздался гортанный выкрик, и все расступились, пропустив ко мне старика. Он был одет в такие же шкуры, как и все, но на одежде его были привязаны какие-то косточки, ленточки, в руках держал посох с черепом в навершии. Подойдя вплотную, он протянул руку с длинными ногтями и, коснувшись моего лица, произнес:
– Ыргын… халеб уты ата.
И все вокруг запрыгали и заорали:
– Уты ата, уты ата!
Некоторые добавляли:
– Сабин ыргын.
Наконец все угомонились и стали укладываться спать, я так и остался привязанным к волокуше, никто больше не обращал на меня внимание.
Шевелиться было больно, хоть веревки и не врезались в тело, но болело все из-за падения и множественных ушибов. Так я и дремал полустоя, просыпаясь от малейшего шороха. Обратил внимание, что всю ночь кто-то из женщин вставал и поддерживал огонь.
Утром костер развели посильней, несколько мужчин принесли воду в кожаных ведрах, которую вылили в большой чан, и водрузили его на огонь. Затем откуда-то с улицы притащили замороженную ногу, по всей вероятности лося, и, обстрогав с нее мясо, бросили ее в котел, затем высыпали туда же немного какого-то зерна и корешков и уселись вокруг костра, переговариваясь. На меня никто не обращал никакого внимания. Ужасно хотелось в туалет, наконец я не выдержал.
– Эй, аборигены, – прохрипел я на общеимперском, – мне надо в туалет. Или мне можно тут все позаделать?
Наверное, кто-то понял, что я сказал… потому что они громко о чем-то заспорили, размахивая руками. Дискуссию прервал появившийся откуда-то из ниши старик с посохом. Он что-то прокаркал, и пять человек поднялись и, взяв кто копье, кто дубину, направились ко мне. Я напрягся, ожидая самого худшего, но один из подошедших принялся распутывать сыромятный ремень, которым я был спеленат. Перевязав мне его на пояс и связав ноги так, что я мог только семенить, они вывели меня из пещеры и повели в сторону метров на сто. Показали, что я могу делать свои дела, и отвернулись.
Очень удачный момент, у меня в сапоге был нож, и не был бы я так избит, можно бы было бежать. Но мне каждое движение давалось с трудом и болью, да и куда бежать, я абсолютно не знал. А полагаться на авось – это просто экзотический способ самоубийства в этих лесах и горах. Так что, сделав свои дела, я подошел к своему конвоиру, который так и стоял отвернувшись.