– Да какие они наши, вон потеплеет, и разлетятся все кто куда.
– Нет, Тимор, наши они уже с потрохами, – возразил сержант и продолжил: – Не уйдут они от графа. Гнать будут, а не уйдут. Вот ты уйдешь, если тебе предложат?
– Ха, спросил! Я что, дурак? Где я еще столько заработаю? А с мечом как нас подтянули! Да и вообще, хорошо мне тут. А ты как, Веленику сватать будешь, или так просто с ней гуляешь? – перевел разговор Тимор на другую тему.
– Так уже засватал, вот через седмицу и обручение будет.
* * *
Сон был тревожный и неспокойный, утро тоже радости не доставило, меня сводили, как и вчера, в туалет, но уже охраняли всем десятком и не отворачивались. Кормить не стали, толмач, когда я спросил его, почему меня не кормят, пробормотал что-то про очищение. Правда, где-то в обед мне дали каких-то кислых ягод и много воды, после чего меня рвало с полчаса. Потом, правда, дали воды прополоскать рот и напиться. На этом все.
Ночь снова прошла тревожно: я вздрагивал от каждого шороха и утром заметил, что стал слабеть. Попав в этот мир и в это тело, я заметил у себя у нового очень быструю регенерацию, но и аппетит в это время у меня был сумасшедший. А если нет питания, то организм начинает поедать сам себя, вот и слабость от этого. И я решил: сейчас поведут оправляться, достаю нож, и или умру как воин, или сбегу, а там будь что будет.
Но вести меня никто никуда не собирался, на все мои вопли никто не обращал внимания. В котел, как всегда, наносили воды, но на огонь не поставили, мужчины, раздевшись до пояса, стали наносить на свое тело ритуальные узоры красной и белой глиной. Так продолжалось часа три, после чего женщины затянули какой-то заунывный напев, хлопая в ладоши в определенных местах, а мужчины принялись топтаться вокруг костра, притопывая ногами. Постепенно ритм убыстрялся, так они кружились еще часа два, пока их не стало шатать.
И тут на сцену выползла старая образина – он тоже была разукрашен, и его лицо напоминало какую-то свирепую маску. Старик тоже стал плясать и бить в бубен, который держал в руках, но его хватило всего на полчаса. По окончании пляски он указал на меня пальцем, и мужчины кинулись ко мне и стали меня раздевать, С теплым плащом они еще справились, но под ним у меня была кольчуга, которая окончательно поставила их в тупик. Чтобы ее снять, надо освободить мне хотя бы одну руку.
Подошел толмач и дед, они снова что-то гыргыркали на своем, после чего толмач перевел:
– Он говорить, – показал он на деда, – не надо убыра, – и толмач замахал руками, – а то бить, печаль.